Он повернулся и хотел уйти, но полковник, оторвавшись от разговора, остановил его:
— Я не отпускал вас, господин капитан.
— На одну минуту, господин полковник.
— Ни на одну секунду, — сухо ответил Хруна и, отвернувшись, продолжал тихий разговор с адъютантом эрцгерцога.
Хромой гусар вначале слушал рассеянно, потом лицо его стало внимательным и напряженным. Выхватил записную книжку, что-то пишет, подчеркивает. Нервно стучит своей палкой. Они сидят в креслах. Я вижу затылок полковника и временами возбужденное лицо капитана.
— Неслыханно! — доносится иногда. — Невероятно!..
Встали. Гусар поворачивается к нам:
— Прошу вас, господа, немного подождать. — И скрывается за дверью.
Мы ждем. Хруна хочет закурить, я даю ему огонь. Стоящий рядом Лантош тоже вынимает сигарету, угощает меня, но я не предлагаю ему огня.
— Скажите, господин капитан, что это за тип работает у вас в канцелярии?
— Богданович?
— Ну да, ваш капрал. Откуда вы его взяли?
— Богданович — бывший обер-лейтенант, господин полковник, разжалован перед войной. Работает у меня уже три месяца. Но позвольте узнать, в чем, собственно говоря, дело? — вызывающе спрашивает Лантош.
— Капитан Лантош, я вас уже несколько раз предупреждал, чтобы вы держали служебные дела в порядке. Это чудовищно — то, что вы допустили.
— Я?
— Да, вы. Если бы господин лейтенант не приехал сегодня по собственной инициативе, в результате вашей халатности эрцгерцог мог подвергнуться смертельной опасности.
Лицо Лантоша поминутно меняется, его высокомерие тает на глазах. Полковник поворачивается к нему спиной и углубляется в лежащую на круглом столике карту.
Эрцгерцог принял нас в одиннадцать часов. В час дня кончилось совещание.
…Полковник окинул взглядом окружающих, как бы призывая их к тишине, и веско, подчеркивая каждое слово, суммирует результаты совещания.
— Положение, господа, ясно. После потери Монте-дей-Сэй-Бузи итальянцы предприняли наступление по всему фронту, но вскоре убедились, что все их попытки вернуть потерянную высоту не приводят к желаемому результату. Именно поэтому, ознакомившись с донесением господина лейтенанта Матраи и сопоставив данные наблюдения с гидрогеологической картой высоты, мы можем смело сказать, что опасность, о которой сигнализирует господин лейтенант Матраи, вполне реальна. Господин лейтенант Матраи поступил совершенно правильно, когда, увидев преступное бездействие своего непосредственного начальства, решил обойти его и предупредить высшее командование. Лейтенант Матраи знал о том, что его королевское высочество собирается на высоту Монте-дей-Сэй-Бузи, желая лично выразить свою благодарность героическому десятому батальону. Ни бригада, ни капитан Лантош не передали командованию армии письменные донесения лейтенанта Матраи. Поэтому мы должны признать действия лейтенанта Матраи образцом офицерской честности и преданности его королевскому высочеству эрцгерцогу, а к остальным вынуждены применить самые строгие меры.
Полковник посмотрел на сидящего во главе стола эрцгерцога. Тот одобрительно кивнул.
— Но только в том случае, если будет доказано, что высоте действительно угрожала опасность.
— Ваше королевское высочество слишком снисходительно к тем, кто осмелился подвергнуть неслыханной опасности вашу драгоценную жизнь, — резко ответил полковник.
Я сижу справа от эрцгерцога. От него струится запах тонких мужских духов. Все сидящие за столом чисто выбриты, пестреют разноцветными орденами и лентами.
Я несколько раз безуспешно порываюсь получить слово. Я хочу напомнить этим господам, что речь идет не только об эрцгерцоге, а прежде всего о жизни восьмисот человек солдат и офицеров, которые вчера еще были героями фронта, а завтра могут взлететь на воздух, если…
— Для определения действительного положения капитан Лантош отправится на передовую линию и проверит правильность данных лейтенанта Матраи, а полковник Хруна не позже чем через двадцать четыре часа доложит обо всем заместителю главнокомандующего господину генерал-полковнику Фонкачу.
Двадцать четыре часа! А как же батальон?.. Но никто не обращает внимания на мою растерянность и оцепенение. Эрцгерцог встал.
— Спасибо за преданную службу, лейтенант. Очень рад, что среди офицеров десятого батальона имеются такие герои. Необходимо быстро и энергично выяснить положение, — обращается эрцгерцог к дивизионному генералу, который отечески положил руку мне на плечо.
— Подробности обсудите в дивизии.
Шпоры мягко звенят, белые двери широко распахнулись.
— Ну, едем, сынок, в дивизию, там обсудим все подробности.
И генерал сажает меня в автомобиль рядом с собой. Мчимся из Заграи в Констаньевице. Шофер бешено гудит, встречные шарахаются в стороны.
В штабе дивизии нас ждут смущенный и нетерпеливый полковник Коша и бледный, испуганный капитан Беренд. Холодный кивок командира дивизии ясно дает им понять, что «они во всем виноваты».
По дороге уже пылит автомобиль бригадного. Перед вестибюлем мелькнула импозантная фигура кавалерийского генерала, краснеет лампас генеральских брюк и громко звучит привыкший к командованию голос:
— Прости, дорогой генерал, что опоздал на совещание. Сорок пять километров пролетел с бешеной скоростью. В чем дело, господа? Почему такая спешка, этот галоп-темпо?
Остальное уже слышится за дверьми, за которыми скрылись оба генерала и полковник Коша. Через пять минут полковник выскакивает красный как рак и со злыми, сверкающими глазами спрашивает капитана Беренда, получил ли он неделю тому назад от батальона донесение об опасности, грозящей эрцгерцогу.
— Такого донесения не было, — заикается Беренд и исчезает с полковником за дверью.
Я стою у окна и прислушиваюсь к шуму в соседней комнате. Там, за дверью, идет великая головомойка. Командир дивизии отчитывает господ полковников, майоров и капитанов. При этом, конечно, не может присутствовать лейтенант. Низший чин не должен слышать, как распекают высших. Это противоречит духу армии.
В штабе все приходит в лихорадочное движение. Люди мечутся, звонят телефоны, трещат мотоциклетки, в которые на ходу вскакивают вестовые.
И вдруг я понял, что больше никому не нужен, что я свободен. Прошел к воротам и увидел Хусара. Подозвал его. Хусар вытянулся в струнку. Он все видел и все знает. У него уже человек десять спрашивало, кто я и за что удостоен такой великой чести.
— Что такое, Хусар? Не понимаю, что вы сказали.
— Они все трое на гауптвахте, господин лейтенант.
— Кто они? Говорите яснее, Хусар.
— Когда мы с жандармом, господин лейтенант, привели на главную гауптвахту этого проклятого пьяницу и бабника Богдановича, я увидел ефрейтора Эгри, старика Ремете и Чордаша, который проводил наблюдения в третьем взводе. Изволите помнить?
— Что же они делают на гауптвахте? — спрашиваю я, ничего не понимая.
— Арестованы, господин лейтенант, — Хусар понижает голос, — как дезертиры.
— Вот как! А где их поймали?
— Эх, господин лейтенант, они даже до Нови-Ваша не дошли, а прятались во второй линии окопов на Добердо. Там и схватили их жандармы, — говорит Хусар с непередаваемым презрением по адресу Эгри и его бестолковых товарищей.
…Пал Эгри и его товарищи: Ремете, услыхавший звуки бурения… Чордаш, соорудивший из итальянской сабли и котелка сейсмограф… Пал Эгри, бросившийся за лейтенантом Бачо, когда началась та знаменитая атака…
— Где помещается гауптвахта? — спросил я Хусара.
