Разжав судорожно стиснутую на ее плече руку, всмотрелась в ночь.
Нечеловеческая фигура, выступив за границу серого гнилостного полога, медленно приближалась к машине.
Павел, почему-то оказавшийся перед нами, хлестнул по земле плетью. Рыкнул, сбрасывая с пальцев пару опустошенных колец:
– В машину!
Золотистые искры, кружа вокруг стелящегося туманом Одержимого, плели тонкую сеть, вытягивающуюся в едва заметную ниточку, ошейником обернутую вокруг шеи Марины.
А дверь заклинило. Рывок, еще рывок. Зло выдохнув, запустила когти в металл и выдрала ее с мясом, надсаживая спину до боли. В ребрах стрельнуло, прошив от ключицы до копчика. Отшвырнула назад, метя в приближающуюся тень. И, ныряя в открывшийся проем, подхватила за ворот футболки девушку. Та, закатив глаза, тряпичной куклой повалилась на пол.
Еще один щелчок плети по земле, вспышка силы, ударяющей по ушам воздушной волной, пахнущей лимоном и мятой. Хлопок двери…
Мотор взрыкнул, набирая обороты, колеса взвизгнули, и я торопливо подтянула тело девицы поглубже, чтоб ноги не волочились по асфальту.
Удар!
Кузов просел.
Заднее стекло зазмеилось трещинами. Вскочив на сиденье, врезала кулаком, выбивая его наружу.
Черная тень скачками неслась следом.
Машина набирала скорость.
Поворот. Взвизг тормозов, разлетающиеся осколки пластиковой будки расчертили ночь.
Еще поворот.
Не удержалась и по инерции врезалась в запертую дверь. Сползла вниз, распарывая сиденья, торопливо прихватила Марину, когда при очередном рывке она едва не вывалилась наружу. Села на пол, упираясь ногами в тоннель кардана, затылком – в дверь.
– Павел… – простонала, ощущая всем телом каждый толчок и прыжок машины. Ребра мои…
Вампир бросил, в очередной раз резко выворачивая руль:
– Терпи!
А сзади нас нагоняла тьма.
Сознание, фиксируя проносящиеся мимо, видные в проем двери смазанные силуэты, погружалось в марево, заполненное чужыми воспоминаниями.
Руки сами собой принялись растирать шею и грудь стонущей девушки. Кожа ее была теперь покрыта мелкими шрамиками…
Внезапно она выгнулась, судорога скрутила шею, голова запрокинулась так, что едва не треснули позвонки, под кожей выступили сосуды, стремительно наливаясь синевой. Золотая мелкоячеистая сеть налилась силой, обжигая пальцы, сдавила горло.
Марина захрипела, забилась. Затихла в моих руках, дыхание пропало.
Машина дернулась, резко тормозя.
– Павел! Сеть ее душит!
– Клинок! – и короткий стон.
Я почти в панике, ощущая, как стремительно вытекает из Павла наша сила. Я не смогу сейчас ему ничего дать! Связь дергает за душу, причиняя боль. Сизый шлейф защиты, тянущийся за джипом, укоротился. Тьма резко приблизилась, пожирая чистую силу. А Пьющий кровь слабеет.
Рука вытянула клинок из ножен. Кончик лезвия ложится в межключичную ямку, прокалывая кожу. Пальцем погладила камень в основании, активируя чары. Спустя мгновение развернулась голубое кружево, свернулось в воронку и закружилось, быстро поглощая золотисто-черную сеть, душащую полурусалку.
Рукоять в ладони на миг нагрелась. Оторвав острие от бледной кожи, зализала ранку.
Девушка задышала ровнее.
А машина замедляла ход.
Я тревожно оглянулась на Павла. Заострившийся профиль и нарисовавшиеся под глазами синяки выдавали утомление, но руки все так же уверенно лежат на руле. Джип стонет, вздрагивает, подскакивая на ухабах, несется куда-то сквозь ночь.
Резкий рывок, разворот, наклон. И едва не опрокинувшись и чиркнув боком по земле, мы остановились.
Стремительная черная тень накрыла зловонным полотнищем сознание. Туманные щупальца вцепились в края выбитого окна, потянулись вперед, тихо завораживающе шурша. Приторный сладкий аромат гниющей плоти заполнил пространство.
Тишина, спокойствие… спать…
Наваждение! Болезненная судорога скрутила тело, рукоять клинка обожгла ладонь и чары, залившие салон тусклым зеленоватым туманом, рухнули, оставаясь на коже тонкими липкими потеками.
Ах ты…
Скинув девушку на пол, взвилась под потолок, скользнула навстречу Одержимому. Клинок вновь развернулся яркой воронкой.
Павел мельком оглянулся…
Машина же рыкнула, дернулась вперед, клюнула носом, куда-то проваливаясь…
Обернувшись, заметила только, как ветровое стекло заполняет светло-серая, похожая на облако, пелена. С серебристыми искорками, мерцающими так успокаивающе.
Сознание рассыпалось на кусочки.
На меня будто навалилось черно-серое удушающее покрывало, сознание заполнила обжигающая, словно кислота, муть, просачивающаяся до костей. Теряя равновесие, вцепилась когтями в крышу. Клинок, окутанный синим облачком не до конца проглоченных чар, выпал из ослабшей руки.
Ловкие жадные щупальца сомкнулись вокруг него, завертели…
Полет… машина взметнулась вверх с косогора и рухнула вниз.
Удар, хруст сминаемого железа. И я, сшибая спинки сидений, по инерции падаю на ветровое стекло вставшего на бампер джипа, оставив пару когтей в железе.
Марина… забилась в угол, почти под сиденье. На виске – кровь…
Павел… пристегнулся… Прикрыв глаза, сосредоточенно шевелит губами. Не слышу… Пара колец полыхает алым.
А-ах! Изогнувшись, попыталась схватить его за плечо, но провалилась сквозь смятое железо и битое стекло, зубьями торчащее в раме.
Серебристый туман окутал тело.
И боль исчезла, как не было. Будто в сметанное облако, мгновенно остудившее горящее тело нырнула. И оно – убаюкивало. Прохлада обволакивала, и, кажется, что-то напевала.
Ласковая колыбельная уносила меня куда-то далеко, в воспоминания, в ранее детство. В тепло и уют нежных объятий, тихий шепот ночами, свет маленького фонарика с колпачком, похожим на крыло божьей коровки.
Лампочка с щелчком погасла. Сознание погрузилось во тьму.
Ласковое махровое покрывало окутывало сознание. Сквозь дремотный сумрак медленно и неохотно проступала реальность.
Впившиеся в спину камушки, резкие вспышки света, пробивающиеся сквозь прикрытые веки, шипящие ругательства, перемежающиеся гортанными фразами, активирующими амулеты.
Страшно, опасно, но… надо!
Резко вздернув себя вверх, с такой уютной, вообще-то, земли, вцепилась Павлу в пояс. Меня отчетливо повело куда-то в сторону, я отшатнулась от широкого замаха вампира. Плеть сверкнула, бабахнуло, искры, выжигая на серой земле горелые дорожки, скатились вниз, в котлован.
Что? И как мы все оказались здесь? А не там…
В глубоком котловане, полном плещущейся серо-серебристой мути, из которой одиноким островком
