понимал, но видел перед собой отчаявшегося, потерявшего надежду фрога.
– Давайте сделаем так: я поведаю вам свою историю, а вы мне – свою.
Не услышав возражений, я принялся рассказывать. Ровный голос, как правило, успокаивает – я надеялся, что этот эффект сработает. Так и получилось. Он слушал, не перебивая, лишь когда я упомянул Кваки, Ипселл слегка оживился.
– Мальчишка?
– Скорее подросток.
– Я его как-то видел. Вот уж не думал… – пробормотал он себе под нос. – А впрочем… Ладно, продолжайте.
Я рассказал о наших злоключениях и о том, каким образом мы очутились на борту.
… – А теперь объясните мне, что значит «некуда бежать»? У вас есть дом, наверняка есть средства, есть, в конце концов, отличный работодатель, «Спящие лилии» – раз уж вы так боитесь преследования, они наверняка вам помогут, спрячут…
– Спрячут… А кто спрячет меня от них?
– То есть? – я нахмурился. – Вы хотите сказать…
Ипселла вдруг прорвало. Должно быть, он слишком долго носил это в себе, не имея возможности поделиться – и теперь спешил высказать все разом. Да, он боится. Боится круглые сутки, даже во сне – ибо слишком хорошо знает, что принесли в этот мир его изобретения. Он протезист, протезист особого толка. Он обслуживает мертвецов. Видел ли я когда-нибудь зомби? Ах, видел, конечно же, и наверняка заметил, как плавны и неторопливы их движения… Самое уязвимое место – это суставы. Двигаться после зомбификации вообще очень трудно, помимо чисто психологических проблем, следует соблюдать крайнюю осторожность, словно твое тело сделано из хрупкого стекла… Его род в течение многих поколений традиционно занимался обслуживанием живых мертвецов – очень почетная и очень редкая профессия, – но он достиг вершин мастерства. То, на что у его деда и отца уходили сутки напряженной работы, он может сделать за час – и результат будет во много раз лучше…
– Если бы я на том и остановился, то не очутился бы здесь, но мне было мало этого всегда, всю жизнь – мало… Должно быть, это гордыня, – Ипселл сокрушенно вздохнул. – У христиан она считается одним из самых страшных грехов. Я, конечно же, приверженец Старой веры, да и как можно иначе, при моей-то работе – но иногда мне кажется, что эти безумные католики в чем-то правы… Когда ремесленник перерастает свое ремесло, оно трансформируется в нечто иное: это уже искусство, не подлежащее привычной системе оценок… В какой-то момент я осознал, что могу дать зомби тела, не только не уступающие телам живых, но и превосходящие их! Я не думал о последствиях, меня вообще не волновала нравственная сторона вопроса. Я взялся осуществить этот безумный замысел: денег у меня хватало, времени – тоже… Инструменты и материалы – ха! Я лучший из лучших в своем ремесле, и поверьте, это не хвастовство. Мне достались по наследству самые хитроумные устройства, а многое я изобрел сам.
Работа продвигалась медленно. В конце концов, я плоть от плоти многих поколений, воспитанных в русле традиции, а эта идея часто требовала шагнуть за привычные рамки. Не хочу углубляться в подробности, да вы все равно не поймете большую часть. Некрохимия, физиология трупа, мортмеханика – слишком уж специфичные области… Если говорить очень примитивно, в новом теле больше от механизма, чем от плоти, пускай даже мертвой. Соответственно, многое из прежних навыков оказалось ненужным, а многое из необходимого я просто не знал…
– Но вы в конце концов справились с этим, не так ли?
– Да… Но я слишком глубоко проник в тайны колдунов. Видите ли, основная проблема была в том, чтобы заставить улучшенное тело двигаться, соединить костную материю с фибрами души… – он поморщился. – Это очень грубое объяснение, даже неправильное в чем-то, но… Проводя обряд зомбификации, колдун возвращает душу, приковывает ее к мертвой плоти. Это вместилище для нее, как старый, привычный дом, где она прожила всю свою жизнь. А то тело, что воссоздано мной, – там слишком много чужеродного…
– Кажется, я понимаю. Эти прекрасные новые конечности – они просто не слушаются, так?
– Да, верно… Мне пришлось до тонкостей изучить обряд, дабы понять, что и как работает – а вы наверняка знаете, насколько колдуны не любят делиться своими тайнами…
– О, да. Но вы все-таки вытащили из них секрет?
– Только потому, что мое положение и статус уникальны. И мне в конце концов удалось решить эту задачу… Сложнейшую, скажу без ложной скромности! Теперь, лишь слегка изменив кое-что в процессе зомбификации, можно увязать душу с новым, усовершенствованным телом… Я рассказал обо всем своим работодателям. Мне казалось, я вправе делать то, что считаю нужным! Кроме того, я полагал, в «Спящих лилиях» будут в восторге от моего открытия… Как же я ошибался!
– Вы можете дать усовершенствованное тело только… Э-э… Новопреставленному? – уточнил я. – То есть прочим зомби такое счастье не светит?
– Вы ухватили самую суть, – поник Ипселл. – Должно быть, вы хороший знаток фрогской натуры…
– Скорее человеческой, – я усмехнулся. – Впрочем, наши расы не столь уж отличаются в главном, как ни странно… Дайте я догадаюсь. Зомби усмотрели угрозу в вашем открытии?
– Увы, это так. Угрозу не только себе, своему положению – но и сложившемуся порядку вещей, – он поднял на меня взгляд. – И они правы, Монтескрипт, вот что самое страшное – тысячу раз правы… Представьте себе, что станет с нашим обществом, если мертвые перестанут быть тихими тенями, лишь раз в году обретающими возможность вернуться!
– Забавно. Думаю, если бы вы могли дать новые тела всем зомби, вас бы не преследовали, напротив – возвели бы на пьедестал, а? Такой соблазн для них…
– Это звучит на редкость цинично – но, возможно, вы правы… Впрочем, что толку рассуждать о несбыточном? Меня обвинили в нарушении Канона мертвецов.
– Канон мертвецов? Что это такое?
– Тайная книга колдунов. Свод законов, регулирующий взаимоотношения живых и мертвых.
– Никогда о таком не слышал! – я удивленно покачал головой. – Надо же…
– И не должны были слышать. Такие вещи – табу для вас, ради вашего же блага – так всем спокойнее… Лишь те, кто стоит на страже между мирами, призваны чтить и соблюдать Канон. Я, сам того не желая, нарушил главное правило: мертвецы не должны вмешиваться в дела живых, а живые – в дела мертвецов. Кроме специально оговоренных случаев, конечно, – вроде свидетельства в суде или некоторых родственных отношений…
– Ну, не так уж рьяно этот закон соблюдается, – возразил я. – Тот зомби из «Спящих лилий», он же нанял меня. Что это такое, если не вмешательство?
– Думаю, они пошли на такой шаг, только чтобы заполучить меня. Я преступник, причем преступник вдвойне – хозяева этого места наверняка замышляют какую-то подлость, а я их пособник… Но что мне остается делать?
– Как фроги кронпринца вышли на вас?
– Кронпринца? – он немного удивился. – Так это затея Его Высочества?
– Вы этого не знали?
– Представьте себе – нет. Я догадывался, конечно, что за всем этим стоит какая-то важная шишка, но… Да мне и все равно, по большому счету. Я сидел под домашним арестом. Колдун из «Спящих лилий» велел оставаться там, покуда не будет вынесен приговор…
– Велел? Он вам что, прокурор? Или начальник полиции? Как это он может приказывать…
– Вы просто не понимаете… Такие, как я, должны подчиняться законам сразу двух миров… Да, если подходить чисто формально, с точки зрения королевских законов он не имел права ограничивать мою свободу. Ну и что из того? Колдунам доступны весьма необычные средства убеждения, и никто не подкопается… Стоит ослушаться – и тебя может поразить какая-нибудь странная болезнь или произойдет несчастный случай, в котором ты сам же и будешь виноват…
– Понятно.
– Так вот, я находился дома. Была ночь, ливень; я сидел без сна, в ожидании… Они ведь не удосужились сказать мне, когда состоится судилище. Я даже не был уверен, зачитают ли мне приговор – или сразу приведут в исполнение…
– Ребята не стесняют себя процессуальными нормами!
