человечеством и смыслом тунгусы всех кочующих превосходят», — говорил Лаптев. О якутах также сказал, что они «в мужестве и человечестве».
Все это время Лаптев, Челюскин и Чекин были заняты составлением морской карты и отчета о работе отряда за 1739 год. Помимо этого они составили краткое «описание берегов морских и рек и заливов Северного моря, начавшихся с реки Лены». [171] Это «описание» в дальнейшем вошло в основную работу Лаптева, которую он закончил в 1743 году, уже будучи в Петербурге, под названием «Описание, содержащее от флота лейтенанта Харитона Лаптева, в камчатской экспедиции, меж реками Лены и Енисея в каком состоянии лежат, реки, и на них всех живущих промышленников состояние». [172] «Описание» представляло большую ценность для географической науки. Это были первые научные сведения о большой Таймырской земле.
Все материалы — рапорт Харитона Лаптева, отчет, выписки из журналов, «описание» и морскую меркаторскую карту — 21 октября 1739 года для отправки в Адмиралтейств-коллегию повез в Туруханск солдат Константин Хорошев.
В рапорте было отмечено, что вопреки указу на морских берегах не видели «не токмо маяков и людей не одного человека… и магазейнов с провиантом, как по описанному нами морскому берегу, так и по реке Лене от Якуцка нет не одного» [173] Одновременно Харитон Лаптев направил «промемории» в Сибирскую губернскую канцелярию и Енисейскую провинциальную канцелярию, где требовал для обеспечения предстоящих работ отряда к будущему 1740 году на морском побережье «зажеть маяки», построить «магазеины» и- положить в них провиант для служителей и собачий корм, но прежде всего сделать «магазеины» на устьях рек Пясины и Енисея. Кроме этого, Хорошев имел письмо к штурману Ф. А. Минину с просьбой сообщить, будет ли он иметь вояж в 1740 году и до какого места. И если будет находиться северней реки Пясины, указывалось в письме, — чтоб обязательно поставил знак на том месте, откуда повернут в обратный путь, и там же положил провиант и собачий КОРМ.
Отряд штурмана Минина в это время работал на западном побережье полуострова Таймыр, в районе реки Енисея. Передним была поставлена исключительно трудная задача — обойти Таймырский полуостров морем с запада на восток.
Получив письмо от Харитона Лаптева, Минин постарался выполнить его просьбу. В конце января 1740 года из Туруханска он послал подштурмана Стерлегова на двух нартах собак с заданием сделать опись западного побережья Таймыра, С немалыми трудностями достиг он устья Пясины, ночуя в заброшенных зимовьях промышленников, дальше шел по совершенно безлюдному берегу. 13 апреля, находясь на высоком каменном мысу, определил его широту — 75°26′и здесь поставил знак, но далее по причине боли в глазах, вызванной блестящей белизной снега, принужден был повернуть обратно к устью реки Пясины. Поставленный знак определил западную границу работы отряда Харитона Лаптева. Сам Минин в этом же 1740 году на боте «Обь-Почтальон» ходил в море и 21 августа достиг широты 75°15′; дальнейшее движение остановлено было льдами. На этом попытки подняться к Таймырскому мысу с его стороны прекратились.
По пути, в Енисейском заливе, около Гальчихи, Минин оставил для Харитона Лаптева в «магазеине» 50 пудов сухарей и 80 пудов отправил на оленях в зимовья, расположенные севернее Пясины.
Еще в августе 1739 года, когда «Якутск» находился у мыса Фаддея, была направлена партия для обследования устья реки Таймыры, якобы находящейся в южной части залива Фаддея. Эта партия ничего определенного не смогла узнать. Сопоставив все известные данные относительно этой реки по результатам экспедиции Прончищева, сведений от Челюскина, своих плаваний и поисков, а также рассказов местных жителей, Харитон Лаптев сделал вывод, что принятое ранее предположение, будто устье этой реки находится в восточной части Таймырского полуострова, неверно и его, устье, надо искать в другом месте.
Это мнение он изложил в своем рапорте, где ставил Адмиралтейств-коллегию в известность, что «для изыскания в подлиннике устья реки Таймуры долженствую сухим путем описать в 1740 году с апреля месяца». [174]
Лаптев, проводя зиму по соседству с туземными и русскими промышленниками, разговаривая с приезжими якутами, почерпнул немало данных о Таймырской земле. Вообще по запискам, Лаптева можно заключить о его наблюдательности и стремлении ознакомиться не только с этой землей, но и с ее обитателями. Многие из них рассказывали Лаптеву о местах, где они бывали, способах передвижения, о промыслах и наличии оленьего корма, где есть зимовья и наносный лес и где их нет. Имея такие данные, Лаптев сделал вывод, что сухопутную опись здесь можно производить только в зимнее время, и сообщил об этом в своем рапорте в Адмиралтейств-коллегию. И начальник отряда решил предпринять попытки сухопутных исследований еще не известных берегов от устья Пясины до мыса Фаддея. 21 октября 1739 года был послан боцманмат Медведев «на реку Пясингу для осмотрения оной реки устья… и от ней к северу по морскому берегу к реке Таймуре». Везли его двое якутов, и поэтому Лаптев распорядился выдать Медведеву «казенного шару 12 фунтов для заплаты подвозчикам». [175]
С Хатанги он поехал на реку Хету, затем по тундре на запад до верховья реки Пясины и до. ее устья, а далее направился на северо-восток по берегу моря к реке Таймыре. В конце апреля Медведев, пройдя по тундре около 1500 километров, возвратился в отряд и рассказал, что, проехав вдоль морского берега всего около сорока верст, он был вынужден вернуться, «понеже великая стужа и ветры далее не пустили ехать» [176]. Во время поездки Медведев отметил, что там лед на море местами гладкий, а в.»иных, местах торосами».
В начале ноября последние лучи солнца скрылись за горизонт; наступила долгая полярная ночь.
Теперь северные сияния наблюдались все чаще. К условиям полярной зимы многие уже привыкли, шел третий год работы отряда в этих краях. Жизнь людей отражалась в журнале: приехал с реки Оленек солдат Дмитрий Коновалов и привез от квартирмейстера Толмачева рапорт; 29 ноября — солдат Семен Лутчев послан на реку Балахну к посацкому Сазоновскому за оленьим мясом для служителей. Есть и такая запись: 31 декабря — мороз великий, тихо, сияние луны и звезд. А 2 января 1740 года отметили— приехал посланный на бот «Иркутск» солдат Фофанов, только до бота не доехал, а был на Быковском мысу, видел там присланных солдат, которые ему сообщили, что «Иркутск» зимует на реке Индигирке, и передал им письмо к лейтенанту Дмитрию Лаптеву.
На следующий день занесли в журнал: ночью в 3 часа началось затмение луны, а в 5-часов утра открылась вся луна. 22 января первой строкой записали: виден уже из-за гор луч солнца.
На протяжении всей полярной ночи, которая длилась более ста суток, Лаптев и его помощники старались занять людей работой. То, что они не сидели без дела, являлось наилучшим средством предупреждения заболеваний. Время было заполнено и потому шло сравнительно быстро. Работы было немало: приходилось не только полностью себя обслуживать, но и зачастую заниматься добычей пропитания.
Когда читаешь дневники экспедиции — путевые журналы, где в краткой форме записаны все дни ее жизни, невольно восхищаешься, трудолюбием, упорством и выносливостью этих людей. Почти все им надо было делать своими руками: рубить лес, сплавлять его, делать доски, заготавливать смолу и строить суда для дальнейших походов. Подобных затруднений иностранцы не знали. Они отправлялись
Эти пионеры гидрографического обследования Ледовитого океана шли вслепую, ежечасно подвергаясь риску. Ведь они присланы были с Балтийского моря в крайнюю северную Азию без специальной подготовки к жизни и работе в тяжелых полярных условиях. Здешняя суровая природа не допускала постепенного приспособления к ней; испытания пригодности начинались с первых попыток пойти наперекор ей, испытания решительные, часто убийственные.
Дневники экспедиции заполнены повседневным описанием выполняемых работ, распоряжениями командиров и прочими заметками. Хотелось узнать из этих записок, как они обогащали себя духовно, чем заполняли свободное время, если читали, то какие книги имели. На эти вопросы дневники не дают ответа, и ничего не написано об этом в нашей литературе. В те времена среди простого народа грамотных было очень и очень мало, но просмотренные в архивах ведомости получения «кормовых денег», прошения и другие документы помогли установить, что немало из рядовых Отряда знали начальную грамоту. Все. офицеры экспедиции закончили Морскую академию или Навигацкую школу, а некоторые учились за границей.
