втянул его на борт.-— Я недавно читал про тюленей. Оказывается, они весной устраивают что-то вроде таких соревнований.
— Но ведь сейчас уже лето,— сказала Люда.
— Леля, тебе этого не понять,— отмахнулся Володька.
Они в насмешку, когда хотели осадить, звали его «Лелька, Леля», уменьшительным детским именем.
На его беду услышали однажды — так обратилась к нему в их присутствии пришедшая в школу мать.
Костя залез в шлюпку и вставил весла. Почему-то не видно было и не слышно крикливых чаек. Одна, отбившаяся от своих,— пролетела над водой, направляясь в открытое море.
Костя греб неторопливо, словно бы нехотя. Внезапно — приналег, и шлюпка рванулась, как подстегнутая, сверкающие брызги осыпали обожженные тела.
Марина теперь сидела на носу и Володька там же, руль он отдал Левке. Рядом с Левкой — Люда, смотрела, как шипит за кормой и расходится пузырьками потревоженная вода.
Потом пузырьки исчезли. Костя снова сушил весла.
— Дай мне пройти,— сказала позади него Марина. Он слегка отодвинулся, чтобы она могла переступить, и теплое бедро Марины коснулось его плеча.
Костя, вернувшись весной в свою бакинскую школу, сразу обратил на нее внимание, и еще на то, что Володька рядом с ней по-особому выпячивает грудь. Не совсем понятно было, как относится к этому Марина. Иначе — кто бы стал вмешиваться третьим? Однажды, в горькую минуту, Марина пожаловалась ему: тетка не очень-то долюбливает непрошеную племянницу. И племянница отвечает ей взаимностью. Однако деваться им друг от друга некуда. И Марина даже старалась хорошо учиться, чтобы избежать малоприятных объяснений. Вот и позавчера последний экзамен, по географии, она сдала на пятерку. А эта отметка идет уже в аттестат зрелости.
— А сколько же теперь времени?— подумал вслух Левка.— Я к пяти обещал домой.
— Мама заругает Лелю?— участливо спросил Володька.— Не бойся. По солнцу судя — час, полвторого, не больше.
— Неужели мы катаемся почти четыре часа? — удивилась Люда.
Костя смотрел на берег. Он даже встал.
— Сядь,— сказала ему Марина, Костя молчал и продолжал смотреть в ту же сторону.
— Ты сядешь?
— Почему на берегу никого нет?
Стоило ему сказать, и все обратили внимание — берег стал совершенно пустынным, словно там и не кишели час назад люди, и лодки ни одной, кроме их шлюпки, тоже не было видно.
— Дей-стви-те-льно,— протянула Люда.
Костя сел.
— Володька, бери второе весло,— сказал он,— Левка на руле, и Люда — рядом. А ты, Марина, пересядь обратно.
Шлюпка лениво раскачивалась, пока они менялись местами и рассаживались так, чтобы равномерно распределить нагрузку.
Скрипнули и зазвенели уключины,
— Ве-е-сла-а... на воду!— скомандовал Левка. Володька и Костя выкладывались уже не ради того, чтобы покрасоваться.
Берег приближался. Наконец, шлюпка царапнула днищем песок. Костя спрыгнул и с нахлынувшей волной затянул ее.
Через тихий пляж к ним шел лодочник — дочерна загоревший, сухощавый старик-азербайджанец. Он качал бритой головой.
— Гамбар-ата! Нэ олуб? (Нэ олуб — что произошло, что случилось (азерб.).) — крикнул ему Костя.
Старик, не отвечая, продолжал качать головой. Лишь подойдя к ребятам вплотную, он цокнул языков? и заговорил:
— Пачиму каталыса долыга? Висе ехали.,. Война, джерман пошел. Война.
Марина стиснула Костино плечо, но он этого не заметил. Море блестело, и по-прежнему нигде не было чаек. Девушки поспешно натягивали сарафаны прямо на сырые купальники.
Легкий порыв ветра дернул оставленную кем-то присыпанную песком газету. Потом — посильнее — подхватил газету, потащил и прибил к пустому фанерному киоску.
— Он что-нибудь путает. Путает, путает!— с отчаянной надеждой в голосе сказала Люда и взглянула на Левку.
— Не знаю. Не понимаю,— сказал Левка, теребя густые вьющиеся волосы.— Ничего не понимаю! Мы все читали заявление ТАСС, неделю назад. Ясно же сказано, яснее нельзя,— ложные слухи, никакой войны нет, нет и не предвидится.
— А теперь она есть,— сказал Костя.
— Я думаю — провокация, может быть? Вроде той, что японцы затевали на Хасане, на Халхин-Голе? Но — война?.. Нет, не может быть! Гитлер не дурак воевать на два фронта.
Спокойное море и пляж, густая зелень виноградников, которые тянулись вдоль верхней кромки берега., Отсюда до станции было километра два с половиной. Пока шли по пляжу, ноги тонули в песке, но как только каменистая тропинка вывела их наверх,— зашагали быстрее.
Костя неожиданно для всех, неожиданно для себя взял Марину под руку и ускорил шаги. Володька хотел нагнать их. Но Костя, не останавливаясь, через плечо, посмотрел ему прямо в глаза. А Марина и не обернулась.
Костя услышал, как Люда сказала:
— Брось, Володенька, идем с нами...
Люда утешала его всем своим видом, голосом. И так же она бы утешала Костю, если бы Володька сейчас шел впереди, рядом с Мариной, вдвоем, а не втроем, как обычно.
— У нас же нет денег на билеты,— сказала она.— Я отдала лодочнику все.
— Теперь это не важно,— ответил Костя.
На станционной платформе собрался весь пляж, никто еще не сумел уехать. Мужчины, как в форме, в белых летних брюках, женщины — в разномастных сарафанах. Так же все они выглядели рано утром, когда ребята только ехали с Сабунчинского вокзала в Мардакяны купаться и кататься на лодке. Но сейчас это были совсем другие люди. Они переговаривались вполголоса, и общее выражение тревоги делало похожими самые разные лица.
Электрички шли переполненными. Они не останавливались и недобро, гнусаво выли, пролетая мимо. Марина внезапно протянула руку к дереву. Разорвала листок и половину дала Косте.
Это была их постоянная игра — в зелень. Зелень надо постоянно держать при себе. «Ни сорвать, ни поднять, вашу зелень показать». А если у тебя не окажется ее, ты проигрываешь любое желание. Костя подумал: куда бы ни занесла его война, у него всегда будет при себе живой зеленый лист.
Откуда-то появился пожилой мужчина в тюбетейке. Он только что слышал выступление Молотова по радио — его повторяли, а в первый раз он выступал в двенадцать по-московскому. Ровно в двенадцать. Да, война. Да, они вероломно напали, первыми, без объявления. Бомбили Брест, Одессу и Киев, Минск...
— А Ленинград?— быстро и громко спросила Марина.
— Ленинград не называли.
Вопросы посыпались на мужчину со всех сторон, точно будущее зависело от его слов. Как Молотов говорил? Спокойно. Но волнение все же чувствовалось. Сказал под конец: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами...»
— Как же, как мы уедем? - спрашивал Левка нетерпеливо, можно было подумать, что он вот сейчас, как только доберется до города, сразу и вступит в бой.
Наконец, товарный состав задержался у перрона. Костя не отпускал руку Марины. И правильно сделал. Толпа кинулась к пустым открытым платформам, Люда с Левкой и Володька растворились сразу и куда-то исчезли.
Перрон опустел — так же, как совсем недавно опустел пляж. Паровоз вскрикнул, и состав дернулся.
