Ровно застучали колеса. Костя с Мариной попал на одну из хвостовых платформ, на ходу ее мотало из стороны в сторону.
— Что же теперь? Что, Костя?— спросила Марина.
— Что? Будем воевать,— сказал он и обнял ее за плечи.
Поезд безостановочно уносил их в ярко-желтый июньский день.
ПОХОД
День, на который был назначен сорокакилометровый переход комсомольско-молодежного полка школьников, выдался мутный. Падал крупный снег. Пока шли по городу, на асфальте, на мощенных булыжником мостовых, было еще терпимо. Но за Нагорным парком дорога раскисла. Под ногами почмокивала жидкая грязь. За Волчьими Воротами дорога повела по склону горы, уходившей к свинцовому небу, подставляя тающим хлопьям непокрытую вершину. А справа склон обрывался в продолговатую долину.
По краю дороги торчком стояли короткие рельсы. Некоторые из них были погнуты. Несколько лет назад Костя проезжал здесь на стареньком, но бодром «форде». Отец направлялся в Кара-Даг, там у них забуривались две разведочные скважины, и Костя упросил взять его в эту поездку. Утро было ясное, я нефтяные вышки казались воткнутыми в землю спичками. Шофер рассказывал — однажды ночью на этом спуске пьяная компания своротилась под откос, и все четверо сгорели с машиной. Тогда там, внизу, еще были заметны черные пятна горелого песка. А в Кара-Даге нефтяники на первое время устроились в рыбацком поселке у моря. Костя впервые попробовал настоящей тройной ухи. Такой ему больше есть не приходилось.
Он поправил на плече ремень учебной винтовки и оглянулся. Его догонял Рауф Джеванширов.
— Слушай, командир,— сказал Рауф.— Какой нам смысл тащить на себе десять кило проклятого песку? А по такой погоде он отсыреет, станет еще тяжелее.
Костя молчал.
— Ни к чему это,— продолжал Рауф.— Надо будет — двадцать потащим. Тридцать! Сорок! А сейчас... Не узнают, ни один черт. А перед самым Лок-Батаном снова наполним рюкзаки. Там. тоже песка сколько хочешь, даже еще больше.
Костя поправил винтовку. Плечо не успело притереться, хоть они занимались военным делом три раза в неделю.
Сквозь шум ветра послышался гул мотора. Они отбежали на косогор, но обогнавшая полуторка все равно обдала их грязью.
— Красивые вернемся мы в город,— сказал Рауф, вытирая платком лицо.— Ну, так как, командир?
— Нет, Рауф.
Тот пожал плечами.
Они пошли рядом. Костины сапоги, надетые в поход, стали бурыми — под цвет грязи.
— Слушай, а почему ты не разговариваешь с Володькой, а?—спросил Рауф.— Столько лет дружили, с первого класса...
— А ну его!
— Ведь раньше вы осе время были вместе.
— То раньше,— сказал Костя, ловя на рукав снежинки, которые тут же таяли.— Понимаешь, это все Марина. Но я честно... Она со мной хочет дружить. А Володька никак не может это пережить.
— Нехорошо! Нехорошо ссориться из-за девчонки,— сказал Рауф.— Но я знаю — ты не виноват.
Они уже спустились в долину и шли по ровному месту. Если бы сквозь снежную завесу можно была увидеть вышки, они бы, как тогда, отсюда стали похожими на карандаши.
Костя расстегнул брезентовую планшетку — ему удалось выменять ее на свой портфель, который валялся дама без надобности,— кто же в старших классах, кроме присяжных отличников, таскает в школу учебники?
Из планшетки он достал карту, заложенную, как раз на том месте, где пролегал маршрут, и полой, телогрейки прикрыл ее от падающего снега.
Рауф тоже наклонился.
— Вот конец, спуска от Волчьих Ворот,— сказал Костя.— А мы примерно здесь. Мосток через канаву по условиям похода — зона артобстрела. Придется обходить стороной.
— Ну, это уж совсем чушь!— возмутился Рауф, и его черные глаза вспыхнули, словно два непрогоревшых уголька.
Подтянулось еще несколько человек — все отделение.
— Зачем остановка?— спросил Левка Ольшевский.— Перекур с дремотой?
Им нравилось повторять словечки и выражения нового военрука, старшего лейтенанта Григорьева. «Перекур с дремотой», «болтаешься, как дерьмо в проруби», «это тебе не у тещи — блины есть», а особенно его наставление: «винтовку прижимать к себе, как любимую девушку, когда она вырывается». Девушки были не у всех, а уж тещ — ни у кого не было, но все понимали, о чем речь.
— Перекур, но без дремоты, ребята,— сказал Рауф.— Косте взбрело обходить какую-то «обстреливаемую» зону!
— Жуткое дело!— сказал Левка.— Слышите?.. От этих снарядов и мин у меня лопаются барабанные перепонки.
— Зону? Обходить? Сейчас. Возьму ноги в руки — бегом побегу,— откликнулся Володька. Намокший заплечный мешок обвисал у него на спине — пустой.
— Да, мы сделаем обход, чтобы не попасть под артобстрел,— Костя особенно выделил два слова — обход и артобстрел.
Ребята молчали.
Теперь, в полку, куда школа входила на правах отдельной роты, что-то новое появилось в их отношениях, и нельзя было сказать Косте «А-а, иди ты, совсем стал малахольный!»— и сделать по-своему. Он был не Костя, старый и привычный товарищ, а командир отделения, и от него зависело — пойдут ли они через мостик, возле которого, понятно, не падают никакие снаряды, или же потащатся в обход, за семь верст месить грязь.
— А зачем бы это нам сворачивать с прямой дороги?— спросил Левка.
Костя разозлился от того, что приходится объяснять вещи, которые разумеются сами собой.
— Тещиных бликов захотелось?— выплюнул он окурок, забыв про обещание оставить покурить Мише Треухову.— Черт знает!.. Сачки несчастные. Мы пошли в поход, и поход должен быть трудным. Чтобы всё, как там. А если вы будете смотреть в кусты, то ни хрена не получится!
— Генералиссимус Суворов и сержант Радоев учат нас: тяжело в ученье, зато в бою легко,— вставил Володька, ни к кому не обращаясь.
Косте очень захотелось, чтобы сейчас по-настоящему начала бить артиллерия и чтобы разрывы снарядов заставили всех плашмя кинуться в бурую слякоть.
— Ты говоришь — там! Там пришлось бы делать обход. .И без всяких уговоров,— сказал Левка.
— А кто уговаривает? Это самый обычный приказ.
Рауф пожал плечами и посмотрел, кто как отнесся к. Костиным словам. Левка поморщился, словно у него заболел зуб. Миша Треухоа потоптался на месте и расправил лямки заплечного мешка. Пожалуй, только Игорь Смирнов, с которым Костя играл за сборную школы по волейболу, не выразил недоумения.
— А знаете, ребятки, что? Прав Костя, а вы все — нет,— сказал он.
— Ты, Игорек, привык подносить Косте мячи для ударов,— оборвал его Володька.— Думай, как тебе нравится. Я позволю себе не согласиться с нашим отделенным полководцем. Кто со мной? Пошли, Рауф? Левка, ты?..
Володька один пошел вперед, к мостику, который виднелся в ста шагах, И уже должен был бы погибнуть от осколка снаряда или же свалиться на землю, оглушенный взрывной волной.
— Был бы сержантом кто-нибудь другой,— скрипнул зубами Костя.— Я бы сейчас...
