— Я также настаиваю на том, чтобы на двери моей комнаты был внутренний засов. Вместе со мной вы поселите одну из деревенских женщин. Тогда у местных жителей отпадут сомнения в моей добродетельности. А пока вы не подготовите мне комнату, я буду спать в главном зале вместе со всеми остальными.
— О, Господи. Да вы упрямы как осел. И умеете нанести удар не в бровь, а в глаз, — проворчал Рольф и неожиданно улыбнулся.
Но Эйлит не разделяла его неуместного веселья. Уж что-что, а отстаивать свои принципы она умела.
Прокашлявшись, Рольф повернулся и вошел в зал.
— Итак, настоятельница Эйлит, — провозгласил он с сарказмом, — позвольте показать вам ваш новый монастырь.
Дул сильный ветер. Берег Улвертона то купался в лучах солнца, то снова погружался в тень облаков Чайки то и дело срывались со скал и с криком устремлялись к берегу, туда, где торчали пучки темных водорослей, выброшенных морскими волнами. У подножия скалы ослик жевал сено из прикрепленного к сбруе мешка.
Неподалеку две женщины собирали выброшенные приливом мидии.
Эйлит медленно шла по берегу. Ее босые ноги увязали в мокром песке. Заткнув подол платья за пояс, как это обычно делают рыбачки, она сняла с головы тяжелый платок, уложила косы в форме короны и прикрыла их тоненькой косынкой.
Она ножом перерезала нити, на которых колыхались в воде ракушки, и бросала их в корзину Руки и ноги окоченели от холода, но Эйлит не хотела уходить от моря.
Первое время она относилась к морю настороженно и побаивалась подходить к воде, но за пять месяцев, прошедших со дня приезда в Улвертон, привыкла к нему и полюбила его Время от времени Эйлит брала веретено, поднималась на сторожевую башню, где стояли в дозоре стражники, и подолгу любовалась перекатывающимися волнами Иногда, отправившись за плавником[8], она вела запряженного в маленькую тележку ослика вдоль берега. Сегодня, как и в каждую пятницу, Эйлит решила приготовить к ужину мидии. Еще в доме де Реми она научилась готовить их в соусе из вина и чеснока, и Рольф стал большим поклонником этого блюда.
Живя с Рольфом под одной крышей, Эйлит многое узнала о его пристрастиях и неприязнях. Завидный аппетит никак не отражался на его стройной и подтянутой фигуре. К ее удивлению, в пище он был неприхотлив, хотя и любил разнообразие в меню, ел неторопливо и без суеты, что напомнило Эйлит Голдвина. Она и сама не заметила, как стала с нетерпением дожидаться часа ужина, радуясь возможности побеседовать и полюбоваться, с каким удовольствием Рольф поглощает приготовленную ее руками пищу.
В нижнем дворе Рольф распорядился оборудовать пекарню с огромной каменной печью, которой позавидовал бы любой лондонский пекарь. Селянам разрешалось печь там пироги, но с тем условием, что в качестве платы они оставляли часть выпечки хозяевам. Эйлит частенько проводила там вечера, пользуясь возможностью поболтать с деревенскими женщинами и по возможности развеять слухи о ее отношениях с норманнским господином. В этом ей помогала и Ульфхильда, быстро нашедшая общий язык с крестьянками Женщина, которая за отдельную плату спала в одной комнате с Эйлит, оказалась весьма разговорчивой старухой и наверняка рассказывала приятельницам о том, что творится в замке, и о том, что представляет из себя новая госпожа.
Звали эту хранительницу добродетели Эдгитой, и именно она сопровождала сейчас Эйлит и помогала ей собирать мидии. Эдгита была очень стара. Судя по ее же словам, в молодости она слыла ослепительной красавицей, но дожила до такого древнего возраста, что в живых не осталось ни одного свидетеля, который мог бы подтвердить или опровергнуть это. Впрочем, несмотря на почти полное отсутствие зубов и испещренное глубокими морщинами лицо, Эдгита сохранила следы былой красоты. В ее глазах все еще горел огонь жизни Восемь лет назад муж Эдгиты, рыбак, погиб в море во время шторма Ее четверо сыновей тоже стали рыбаками.
Бросив очередную горсть мидий в корзину, Эдгита схватилась за поясницу. Затем открыла маленькую бутылочку, висящую на поясе, и сделала глоток.
— Ваш муж, госпожа Эйлит, сражался с норманнами под Гастингсом? — поинтересовалась старуха. Порывшись в сумке, она достала маленькую лепешку, которую сберегла после завтрака, и предложила половинку Эйлит.
Но Эйлит, покачав головой, вежливо отказалась. Оторвавшись от работы, она облизала обветренные губы — во рту появился привкус соли.
— Нет, он получил серьезную рану в битве с норвежцами. В день сражения под Гастингсом Голдвин в ужасной лихорадке метался в постели. Там полегли оба моих брата, личные охранники короля Гарольда Младшему, Лильфу, накануне только-только исполнилось девятнадцать, — дрогнувшим голосом добавила Эйлит и подошла к воде, чтобы смыть с ног засохшие песчинки.
Не сводя с нее глаз, Эдгита тщательно разжевала лепешку и глотнула воды из бутылочки.
— Но если норманны принесли вам так много горя, что вы делаете здесь?
Качнувшись, словно от удара, Эйлит быстро обернулась и посмотрела в лицо старухе.
— О, да, знаю, — продолжала та, кивая, — не сомневаюсь, что вы порядочная женщина. И люди об этом знают, хотя и находятся злые языки, любящие позлословить насчет вас и господина Рольфа. Пусть болтают. Только я и сама удивляюсь, с чего это вы с ним завели такую дружбу? Даже говорите с ним по- норманнски, на чужом для нас языке… И это при том, что ваши братья погибли за короля Гарольда. Как вы можете спокойно сидеть с ним за одним столом и смотреть на эти две огромные секиры, что висят на стене? Откуда нам знать, в чьей они крови?
Эйлит кратко, сдерживая раздражение, рассказала Эдгите о дружбе с Фелицией и Обертом и о знакомстве с Рольфом.
— Поэтому я стараюсь не замечать этих секир, — закончила она. — Просто делаю вид, что они не существуют.
Неопределенно хмыкнув, старуха снова принялась собирать мидии.
— Вы осуждаете меня? Считаете, что я не права?
— Не мне вас судить, госпожа Эйлит.
— И все же я хочу знать. Я не права? Эдгита резко выпрямилась.
— Как бы вы себя ни успокаивали, эти секиры висят на стене. Они так же заметны, как влечение господина Рольфа к вам и ваше к нему. Можете притворяться сколько угодно. Если не уверены в прочности стен вашей комнаты, заройтесь в песок, но рано или поздно вы выберетесь из своей норы.
— Я не испытываю к Рольфу де Бризу чувств, о которых вы говорите.
— Можете сказать об этом кому угодно, только не мне. Вы боитесь приблизиться к нему. Я все вижу и знаю, что говорю. — Не дожидаясь, пока Эйлит найдет слова для ответа, Эдгита отвернулась и пристально посмотрела туда, где серой лентой извивалась дорога. — Похоже, у нас гости. Думаю, стоит собрать побольше мидий.
Слова Эдгиты привели Эйлит в смятение: пущенная старухой стрела угодила точно в цель. Между тем отряд всадников свернул с дороги и поскакал вдоль берега навстречу женщинам. Судя по одежде, это были норманны. Восемь взрослых мужчин и светловолосый юноша. Они гнали перед собой несколько рыжих и гнедых лошадей.
Один из всадников отделился от отряда и, пришпорив коня, погнал его рысцой Его кольчуга поблескивала на свету, как рыбья чешуя, солнце, сверкая, отражалось на острие копья. Подъехав ближе, он так резко натянул поводья, что жеребец затанцевал на месте. Подняв глаза, Эйлит посмотрела на лицо всадника, широкое, властное, с крупным подбородком и ямочками на щеках.
— Как проехать в Улвертон? — требовательно спросил он на ломаном английском. Спустя мгновение к нему подъехал еще один всадник, помоложе, с лицом, усыпанным веснушками.
— Посмотри-ка, какое у нее вымя, Танкред — хрипло воскликнул он по-французски. Обведя жадным взглядом полные груди Эйлит, он облизал пересохшие губы, затем посмотрел на ее полуоголенные ноги.
