конечно, когда сказали, что не японцы даже на нас сейчас напали, а англичане… И я буду последним лжецом, если скажу, что хочу военного противостояния с Британией. Но какова у России альтернатива? Значит таков мой крест… Наш крест. И это очень и очень грустно, Михаил. Но… Видит Бог, не мы, а на нас. Я бы себе такого никогда не позволил…
Однако довольно. Потерявши голову по волосам не горюют…
Хотя есть один момент, который меня с самого начала этой войны угнетает… Вам я открою один секрет… Мне ведь предсказали, что если мы ее, не дай Бог, проиграем, то потом случится нечто совсем страшное… Нечто ужасное…
– И это тоже, Ваше Величество, для меня не тайна. И про предвидения японского отшельника Теракуто, и про англичанина Кайро. Про монаха Авеля и Серафима Саровского я тоже читал. Обо всех этих предсказаниях и их влиянии на Вашу судьбу и судьбу России в моем мире, я знаю из книг. Как и о тех действительно горьких событиях, что последствовали за поражением в японской войне.
– И что, по Вашему, мы должны делать, чтобы разорвать этот страшный круг?
– Вы сами же и ответили, Государь: его нужно разорвать. Сражаться! Выиграть эту войну! И утвердить Россию у Тихого океана не выглядывающей из-за угла, а твердо и решительно занимающей свое подобающее место. Великое место. Это кардинально изменит мировой расклад сил, а возможно и поможет нам здесь избежать мировой войны.
– Помоги нам, Господи, разорвать его! И что бы Вы сами не думали, а я все более уверяюсь в мысли, что явление Ваше, Михаил, это важнейший промысел Божий и подспорье. Вы, если честно, не только открываете глаза мне на то, что было сокрыто во мгле, но и во многом помогаете быть тверже. Благодаря Вам мне действительно легче нести весь этот груз…
Хотя дядья, Победоносцев, Плеве и еще кое-кто обижаются, что я уделяю Вам так много внимания… Но если бы им была известна хоть толика, хоть крупинка правды, лучше бы от этого точно не стало. Ведь тогда бы уже меня могли счесть умалишенным…
Царь задумчиво улыбнулся, помолчал немного, и вновь обернувшись к Банщикову, продолжил:
– Но давайте продолжим о деле. По поводу этих катеров у меня появились некоторые соображения, давайте-ка их обмозгуем…
И это было вторым событием. В результате которого самодержец впервые лично и серьезно скорректировал планы Петровича и Вадика.
– Я прочел пояснения к чертежу этой миноноски, Михаил Лаврентьевич. То есть, как назвал ее или его Всеволод Федорович – 'торпедного катера'. С учетом того, что в самой форме корпуса кроется источник повышения его скоростных данных, я не хочу отдавать этот заказ за рубеж. Даже немцам. Ибо мы еще не в тех отношениях. Надеюсь – пока не в тех…
И на счет двигателя этого, американского… Незадолго до вашего появления в Петербурге, был у меня разговор с вице-адмиралом Верховским. Он тогда рассказывал мне о скоростных катерах и их гонках. Увлекательно, кстати! Может быть после войны и у себя нечто подобное организуем…
Так вот: в Германии с инженером Даймлером уже более десяти лет работает наш соотечественник. Звать его… Фамилию только запамятовал сейчас. Но не суть важно, вспомню обязательно… По словам Владимира Павловича, инженер этот ему рассказывал, что при его содействии немец уже выстроил и продает газолиновую машину силою в 350 лошадей. Более того, этот наш изобретатель как раз сейчас строит скоростной катер уже со своей машиной в 450 лошадей. Кроме того он достиг выдающихся успехов в конструировании двигателей для авто.
Он был в Петербурге еще год назад, и тогда демонстрировал мне немецкие грузовые машины с его двигателями. Мы закупили их для флота, а на 'Лесснере' по лицензии Даймлера их строят и сейчас. Он там консультантом, хотя и живет в Германии. Верховский мне говорил недавно, что в случае нашего интереса он в четыре дня готов быть в Петербурге. Стоит пригласить, как вы думаете?
– Несомненно, государь! Если это так, и разница по силам в полтора раза, тем более наш, русский… Полагаю, что это немедленно нужно сделать. И кроме того, предлагаю пригласить как можно скорее Алексея Николаевича Крылова – заведующего опытовым бассейном. Будущее показало, Ваше величество, что это великий ум… Больше того, впоследствии он станет самым знаменитым российским ученым- кораблестроителем.
– У нас был уже один знаменитый… Так его круглое создание, похоже, больше никогда из Севастополя не вылезет…
– Ваше Величество, это, клянусь Вам, – совсем другой случай. Адмирал Попов все-таки не был ученым- кораблестроителем. В нашей же ситуации, именно с Алексеем Николаевичем нам и нужно обсудить все моменты по этому катеру, по винтам в частности, да и где строить, из чего, если у нас. Может быть в Або?
– Что ж. Давайте пригласим Крылова… С этой его вечно торчащей, неухоженной бородой… Аликс его уже увидела однажды… И чуть не испугалась до полусмерти. А ей бы это ох как сейчас ни к чему… Хотя, при чем здесь борода, конечно… Дело есть дело. Можно даже сегодня, часа за два до ужина…
Да, кстати! Вспомнил! Фамилия того инженера Луцкой! Или Луцкий… Точно Луцкий!
– Ваше величество, Николай Александрович, а что если мы сами к Крылову, посмотреть как там опыты в бассейне идут, съездим? И ничего нас смущать не будет. Кроме того лучше день другой подождать, пока Луцкий приедет, и его туда же пригласить. Вы сами прибудите инкогнито, поскольку вопрос важнейший, и уши лишние не нужны вовсе.
– Разумно… А переговорим у Менделеева, в лаборатории. Так по этому вопросу и порешим пока. Из флотских приглашу только Дубасова и Чухнина. Секретным предписанием. Рожественский сейчас на 'Ростиславе' стрельбы организовывает для комендоров с 'бородинцев'. Не буду его отвлекать…
Ну, что ж. Значит, до завтра, Михаил Лаврентьевич. А в пятницу с утра поедем смотреть 'Орла', раз уж Вы так настаиваете…
И так изо дня в день. Кроме перманентных попыток изменить мировозрение царя в отношении внутренней ситуации в России, Вадику приходилось координировать игру на бирже, продавливать просьбы и заказы двух своих товарищей через инстанции, держать руку на пульсе подготовки к уходу на Восток новых эскадр, организовывать на будущее опережающее развитие российской военной техники и следить за перестановками в командовании армии и флота. Да еще и антибиотики: расчеты, склянки, шприцы, живые мыши, дохлые мыши… Каждый божий день хронический недосып накапливался и вот однажды, когда он наконец достиг критической массы, у доктора элементарно сдали нервы…
Через двое суток, во время очередной 'беседы без свидетелей' в Александровском дворце Царского Села, хронически не выспавшийся Вадик по просьбе августейшего собеседника излагал некоторые подробности того, что случилось в итоге трагического развития русско-японской войны в его мире, и как этого не допустить. Хорошо отдохнувший и погулявший с утра по парку Николай его, как всегда, очень внимательно слушал. И как обычно, после выслушанного, стал излагать, что следует делать. Ни на йоту при этом не изменив ни одного своего решения по сравнению с известной Вадику историей. Внезапно терпение слушателя императора, далеко, кстати, не самая ярко выраженная черта характера Вадика, иссякло. Он схватил со стола хрустальную пепельницу и от всей души швырнул ее в стену. После этого в наступившей мертвой тишине раздался странно шипящий голос Банщикова. У него вместе с крышей сорвало и предохранительные клапана, которые до сих пор охраняли самодержца от самых неприятных моментов истории будущего.
– Ваше пока еще величество, вы можете делать все, что вам захочется, но когда вы это делали в моем мире, то очень плохо кончили. И не только вы, всей вашей семье пришлось расплачиваться за вашу полную неспособность управлять Россией в критический момент. Вы помните, я вам говорил, что ваш сын дожил до тринадцати лет? Знаете, почему только до тринадцати? Да потому, что те самые революционеры, которых вы всерьез не воспринимаете и планируете разогнать одним полком гвардии, в семнадцатом году придя к власти, расстреляли не только вас, но и всю вашу семью!
На Николая Второго, который искренне любил своих дочерей и жену, было жалко смотреть. В одно мгновение из уверенного в себе человека и государя крупнейшей в мире страны он превратился в жертву
