Вами, кстати, особое поручение. Давайте думать о вашем преемнике в МТК и на кого менять Рожественского. У него тоже со здоровьем не все ладно…
Да, кстати, Федор Васильевич, вы ведь с югов только что… Как состояние дел на 'Потемкине'. Успеваем? У Вас он, поди, уже в печенках сидит, простите уж мое любопытство.
– Ну, что сказать, Михаил Лаврентьевич? Корабль полностью готов. Вот 'Очаков' пока еще не принят в казну, но Чухнину я дал добро на выходы. Что экипажи сплавались, этого пока сказать не могу, но с каждым днем набирают… Григорий Павлович дело свое знает, так что здесь я спокоен. Скрыдлов с черноморской эскадрой подготовку экипажей эскадренных угольщиков обеспечил. Обошлось без неприятностей, хотя по- началу побаивался народ этого жонглирования мешками с угольком… И с балтийцев унтеров через эти учения пропустили, так что справиться должны вполне. Кстати, Иессен доложил по результатам отрядных стрельб, что выучка башенных команд, которых Скрыдлов для 'бородинцев' школил на 'Ростиславе', вполне на уровне, благодарил. А ведь идея же Ваша была… Одним словом, если по чести, мне старику нужно у вас сейчас прощенья просить…
– Да полно, что Вы! Да и с чего!? Это мне в пору извиняться, ведь не без моего участия Вам таких забот привалило. Да и на счет стариковства своего, вы это того, через край… Понимаю, что у черноморцев два лучших корабля отнимаем. Но, раз уж так вышло, нужно проблемы решать по мере их поступления. Сначала японскую, а уж потом турецкую. Так уж карты легли.
– Нет, поймите меня правильно, молодой человек, я вполне серьезно… Ибо действительно виноват перед Вами. И я прошу вас простить меня за то, что в силу несдержанности и резкости своей, некоторое время назад позволял себе публично и нелицеприятно высказываться в Ваш адрес. В свете моей тогдашней уверенности в вашем полном дилетантстве в морских политических и технических вопросах… И в авантюризме!
А чего стоила убежденность царя в необходимости незамедлительной разборки и отправки во Владивосток ВСЕХ балтийских и черноморских 'соколов'?! Ваша же это была работа, хоть на графа Гейдена как на зачиньщика и свалили, а я-то все понял… А уж чтоб броненосец достроить и сдать в такие сроки…
Ну, не мог я поверить, что этот корабль вообще возможно вывести из завода и принять в казну ко времени, определенному для изготовления к походу третьей эскадры! Слишком много проблем. Просто отказывался верить, что такое в принципе возможно…
Начать с того, что он же 'черноморец', и дальность не океанская, куда уголь грузить-то? И с отоплением – считай все заново. И котлы после того злополучного пожара только смонтировали, еще не хоженые, новые. И добронирование оконечностей… А уж проблема этих раковин в броне башен! Треклятых! Я ведь, когда меня тогда лично император вызвал, после нашего разговора, вышел ненавидя Вас жесточайше… Ну, сами посудите, молодой выскочка советы дает начальнику МТК! Учит, как корабли строить! И как проектировать… А уж история с этими рудневскими эскадренными угольщиками… Простите, обида глаза застила. Только Вы поставьте себя на мое место…
– Федор Васильевич, дорогой! Какие могут быть извинения с Вашей стороны?! Это Вы меня простите великодушно, за тот эксцесс. В технике я, правда, на две, на три даже, головы ниже вас. Но только когда Всеволод Федорович провожал в Петербург, он меня напутствовал словами, которые навсегда в память врезались. Он крикнул мне тогда с мостика, когда мы от 'Варяга' на катере в Шанхай отваливали: 'Помните, начальство предполагает, а война располагает!' И знаете, как мне это напутствие помогло, при первой встрече с Николаем Александровичем…
– Да уж, невероятное дело Вам удалось! Всех льстецов и наушников от Николая Александровича отодвинуть. У него ведь как шоры с глаз спали! То, что происходит сейчас с флотом, многие офицеры и адмиралы иначе как чудом не называют. Только кто-то от чистого сердца, а кто-то, простите и с завистью…
– Ох, на всех льстецов и себялюбцев возле Николая Александровича, меня, увы, никак не хватит. Не обольщайтесь. Так что гадостей флоту еще много пережить придется. Особенно при разработке новых типов кораблей и принятии большой кораблестроительной программы. Да и цели стать первым визирем императора я не преследую, поэтому и завистников опасаться не склонен…
Кстати, когда Вы тогда встали перед царем, я боялся больше всего на свете, что сейчас откажетесь и потребуете отставки… Но, если честно, не от того, что совестно было. Просто я был абсолютно уверен, что достройку 'Потемкина' в срок можно осуществить лишь в том случае, если император лично Вас это сделать обяжет. Это только в Ваших силах было…
– Вот, вот! Вы, молодой человек, понимали, а я, многоопытный моряк и командир бесился, потому как не верил. За то в первую очередь и винюсь… Хотя распоряжение Николая Александровича принимать башенную броню с раковинами сразу меняло дело по срокам готовности корабля. Но тогда я, простите, расценил этот пассаж почти как диверсию, опять же от Вас персонально идущую!
– А сейчас как это решение расцениваете?
– Конечно, раковины в броне… По сути дела, такое абсолютно не допустимо. И двух мнений тут нет. Ибо, как еще Петр Алексеевич положил – приемщику недодел пропустившему кара тяжелее, чем нерадивому заводчику. Но, по спокойном рассуждении, мы пришли к выводу, что по носовой башне, где только две серьезных были, одна в тылу, в полуметре от броневой двери, а вторая в задней части правой боковины, в принципе приемка возможна. Если исходить не из обязательных требований и документов утвержденных, а из возможности поражения этих частей в бою. Она, конечно, много меньше, чем у лобовой части. По кормовой же башне, как Вы знаете, две детали пришлось-таки лить заново. Права на брак и переделку уже не было. Но в итоге, слава Богу, вышли чисто, одним словом – успели.
Конечно, и информацию о применении противником преимущественно фугасов на крупных калибрах мы учитывали. Но после этой войны плиты брачные заменить нужно будет непременно…
Как я расцениваю… Еще один линейный корабль уводит Григорий Павлович к Артуру. Да еще какой! А если бы все по букве да по параграфу, поспел бы он только к ноябрю… Слава Богу, что так все сложилось. Вот как расцениваю.
И… спасибо Вам, Михаил!
– За что же? Федор Васильевич! За всю эту нервотрепку? За ту, что уже, слава тебе, Царица Небесная, позади, и за ту, что впереди, а она для Вас в новой должности лютая будет…
– За то, что император сегодня к флоту лицом поворачивается, а не в кораблики играет. За то, что Вы, зная какую ахинею я на Вас лью, сказали Николаю Александровичу, что только я на месте Авелана сумею разгрести все это… Нет, не спрашивайте, пожалуйста, откуда знаю, знаю и все! За то, что кораблестроением занялись, что до бунта Кронштадт и Ижору не допустили. За то… За то, что к немцам идем не просто так, не с пустыми руками, за то, что император наш увидел, наконец, что флот военный, не просто игрушка диковенная, а великий инструмент политический…
После изучения бумаг и окончательной выработки линии поведения в общении с немцами на завтра Вадим, проводив Дубасова до его каюты, вновь поднялся на верх. Над морем спустилась не частая для Балтики по-летнему теплая но уже и по-осеннему звездная ночь. Слегка покачивало. Прислонившись к нагретой солнцем за день броне шестидюймовой башни на правом срезе, он молча стоял вглядываясь в полоску светлого неба на западе, на фоне которой резко выделялась темная громада идущего впереди 'Александра'. На душе было и легко и… неспокойно. Сердце сжимала теплая и светлая тоска по той, которую он оставил в далеком шумном Петербурге.
Именно сейчас, в эту ночь посреди Балтики, он сам себе признался в том, что ему одиноко и пусто без нее. Без ее глаз, без шороха легкой и быстрой походки, без запаха ее чудесных волос… Именно тогда он понял, что любит. Понял, что так случилось, и с этим теперь уже ничего не поделаешь. И это все очень и очень всерьез. И… так уж получается, что новейший черноморский броненосец 'Князь Потемкин- Таврический', о котором они недавно говорили с вице-адмиралом Дубасовым, имеет к этому самое непосредственное отношение…
Решающий шаг в долгом и непросом сближении Банщикова с Ольгой Александровной имел место быть, когда он пытался уломать Николая на 'морской круиз'. Самодервжец всеросийский, не желал отправляться в
