останемся, когда еще и Ивана Константиновича тоже…
– Что?! Григорович погиб? Час от часу не легче…
– Нет, ранен… Но насколько серьезно не знаем пока… У нас ведь телеграф тоже в дребезги…
– Как топили 'Микасу'?
– Его сначала Балк торпедировал… Выскочил из-за тонущего 'Витязя'… Ну, а потом все добавили по немногу. Последним 'Ретвизан' его вроде разделывал. Хотя, похоже, в итоге он сам кингстоны открыл.
– А Того? Что нибудь о нем известно?
– Японцы нам о своих проблемах не докладывали. Экипаж снимали с 'Микасы' два их последних дестроера. Кстати, от одного из них 'Новик' перед этим торпеду и 'поймал'… Ферзен хотел их прямо около 'Микасы' и прибить, но Макаров приказал по флоту не мешать им спасать… Пожалел… И сразу после того, похоже, его и ранило. Я может не отошел еще, но уж точно не пожалел бы…
Уходили так, что люди на палубах плечем к плечу стояли как селедки в бочке. Мин у них уже не было. Мимо 'Богатыря' шли молча, никто не гавкнул ни разу… Стояли все и тряслись. Стемман шел на них так, что они думали, наверное, что уж все, конец, и он их сейчас обоих по очереди раздавит… А он у них в последний момент корму обрезал… Так, что только волной там весь народ окатило. Пошли дальше смирные, похоже, к англичанам в Вэй Хай…
Камимура, этот точно погиб. Вместе со всем своим штабом на 'Конго'. 'Варяг' с него кое-кого из воды вытащил, они и рассказали. Вообще-то сейчас все уже только поиском и спасением народа занимаются. Холодно. Померзнуть все могут, а мы же не звери.
Слышите? Вроде затихло. Наверно и с 'Адзумой' закончили…
– Понятно. А что с 'Баяном' стряслось?
– Я лично видел только развязку. Когда все 'Ура' закричали. Ему, похоже японцы повыбили почти всю артиллерию. Ну и он на таран… Как мои на 'Рюрике'… Только Рейн дошел. И снес корму 'Шикишиме'. Напрочь… Но тот 'Баяна' потом и добил двенадцатидюймовками, когда Рейн уже почти без хода дрейфовал… Григорович с 'Полтавой', 'Севастополем' и 'Святителями' с одной стороны, а Эссен с Бухвостовым с другой потом японца раскатали. Но отбивался этот броненосец геройски. 'Севастополю' весь перед раскурочил… 'Цесаревичу' корму запалил… Потонул он только минут за пятнадцать до того как Вы очнулись.
Но каков наш Николай Готлибович… Собственно говоря, если бы не этот таран 'Шикишимы', японцы бы могли прорваться, даже несмотря на потерю флагмана. Только после этого у Камимуры нервы не выдержали, и он бросив броненосцы свои подбитые, развернулся… То ли в дыму не рассчитал, то ли управление было повреждено, но выкатился он прямо на Эссена с Бухвостовым, Шенсновичем, Васильевым и Игнациусом. От 'суворовского' снаряда он запарил, мы видели… Когда 'Баян' совсем на нос встал, Стемман туда подходил с 'Изумрудом'. Даст Бог, помогли кому…
А 'Ясиму' перед этим взорвал 'Потемкин'. Это попадание было просто уникальное, повезло. Старшой наш свидетель, видел, когда на корме у нас пожары тушили… Прямо под башню кормововую, с левой стороны барбета. Он ведь нашу линию прошел и бежать порывался. Но дернул не следом за 'Хацусе', а к востоку, может быть хотел потом 'Адзуму' поддержать… Сначала его 'Три Святителя' причесал и прыти поубавил, а потом 'Светлейший' с сорока с лишком кабельтов влепил… Как попасть умудрились практически без пристрелки? Видимо, судьба… Взорвался так, что обломки на милю почти разлетались. Похоже, что никто там не спасся. Кстати, от него нам больше всего и досталось на орехи. Так что, поделом!
– Поднимайте же меня! Ну! Спасибо… И флаг мой на место верните. И так все главное уже пропустил… Ох, грехи мои тяжкие. Батюшки! А это кто рядом-то почти борт в борт идет?
– Рейценштейн. Вон на мостике: сам адмирал, Кирилл Владимирович, Степанов, Нирод, Беренс… Вся ваша старая 'банда', Степан Осипович! Они на 'Варяге' нас и спасли. Сначала от торпедной атаки прикрыли. А потом вместе с 'Победой' отстреливались от 'Ясимы', когда решили было, что он нас по примеру Рейна протаранить намеревался… Но шли сейчас дальше… Разве же так можно! Почти под борт подлезли… У нас же управление только машинами, ну а как всей махиной навалим? Наверное наше давешнее 'Ура' услышали…
– Ведите-ка меня на палубу, товарищи… Хочу всем нашим, 'Варягу' и варяжцам поклониться…
Артур с утра гудел как растревоженный муравейник. Суета флотских и не только штабных офицеров, 'пожарный' выход в море трального каравана, трех канонерок, полудюжины истребителей, нескольких буксирных пароходов, а в след за ними плавгоспиталя 'Казань', однозначно свидетельствовали – был бой. Идут буксиры и плавгоспиталь – значит кому то из наших досталось. К беспокойству за судьбу флота и крепости примешивался страх за родных и близких, за друзей и знакомых… Но ведь идут-то с символическим охранением всего. Или не опасаются встречи с японцами? Значит… Да неужто?! Неужели одолели наши супостата? Как? Где? Почему не возвращаются до сих пор? Вопросов у ожидающих становилось все больше, но вот ответы…
Сначала поползли слухи, один занятнее другого. Рефлексирующая часть крепостного общества успешно заводила сама себя и окружающих до тех пор, пока на досках объявлений в нескольких местах города практически одновременно не появились машинописные листки одинакового содержания. Из информационного письма штаба флота можно было уяснить следующее: всех жителей просили сохранять спокойствие и ждать возвращения флота. Был большой морской бой. Он выигран. Но потери с нашей стороны есть. У японцев же они многократно больше. И все… Однако то, что в госпитале срочно устанавливали новые койки, а два пустовавших здания неподалеку санитары и врачи так же лихорадочно готовили к приему большого количества пациентов, ставя железные печки, таская и кипятя воду, расстилая койки на одеялах и матрацах прямо на полу, оптимизма не добавляло.
Наконец, в два часа пополудни, на горизонте в море показалось облако дыма, материализовавшееся вскоре в растущий под ним до боли знакомый пятитрубный силуэт, за которым как низкие тени по пятам следовали еще два корабля, размером поменьше. Все бинокли, все подзорные трубы, все глаза в крепости следили за ними, буксиры тем временем бросились разводить бон…
'Аскольд' подходил к Тигровому хвосту почти не сбрасывая скорости. За ним, как пристяжные в тройке чуть подотстав бежали два крейсера 2-го ранга, но кто именно разобрать сразу было сложно. И только когда они подошли совсем близко стало ясно, что это 'Изумруд' и 'Жемчуг'.
На мачте 'Аскольда' трепетал флаг командующего флотом. Крейсер быстро прошел канал, лихо отработав машинами развернулся, и так же виртуозно, почти без помощи портовых барказов, пройдя входную узкость Восточного бассейна подал швартовы на адмиральскую пристань, прямо за кормой недавно введенного в бассейн подорванного на мине броненосца 'Орел'. На бортах корабля были заметны несколько пробоин, а трубы и котельные вентиляторы посечены осколками. В порт никого не пускала полиция, жандармы и патрули моряков. Народ постепенно собирался напротив, на возвышенности над почти законченным постройкой новым большим доком, где сейчас завершались работы по бетонировке, устройству батопорта и навеске недавно собранных ворот, часть конструкций которых была получена от немцев через Циндао. Работавшие там, и русские и китайцы так же высыпали наверх посмотреть, что происходит.
Со стороны было видно, как с борта крейсера, еще не успевшего даже обтянуть швартовы, сносят на носилках несколько человек и передают на руки врачей. Вот их уже укладывают в каретах и с эскортом сотни казаков везут по направлению к госпиталю… Вот еще носилки, еще… На 'Аскольде' медленно сполз с фор-стеньги флаг комфлота, а вместо него с небольшой задержкой взлетел под клотик контр- адмиральский… Господи! Что же это? Кого же на носилках-то? Неужели САМОГО?! Неужели Степана Осиповича… Да что же это, право! Как же так…
Между тем с 'Изумруда' и 'Жемчуга' так же сносили и сводили раненых. Прямо на артиллерийскую пристань. Для экономии времени крей сера даже сошвартовались бортами, и теперь пострадавших моряков с 'Жемчуга' передавали на берег через палубу 'Изумруда'… Но вот на фалы 'Аскольда' взлетели флаги сигнала. Малые портовые буксиры быстро подбежав помогли крейсеру развернуться в бассейне, и вскоре он в сопровождении пары 'камушков' уже прошел входной бон внешнего рейда и развивая приличный ход вновь устремился в море.
Прошел час… И в этот час все перемешалось в городе и в порту. Ушли неверие и сомнения, уступив
