на стоящего рядом 'бразильца', похоже сами боги послали его, журналист-иностранец с европейской внешностью сможет задавать почти любые вопросы не вызывая лишних подозрений, ведь в некоторых вопросах русские наивны как дети, к тому же он вполне компетентен.
Похмелье. Воистину именно ты есть истинная национальная русская болезнь. А вовсе не пьянство, как считает малопьющее интеллигентское меньшинство. Тяжело выходить из двухдневного празднования, особенно когда оно тобой по-настоящему заслужено. Утром в голове одна мысль – надо поправить здоровье. А то калейдоскоп образов вчерашней (или позавчерашней?) пьянки высшего офицерского состава Владивостокского Отряда крейсеров начинает снова вращаться, сменяться вечерними песнями Балка под гитару в кругу открывших рты офицеров, или видом пока еще трезвых варяжцев, строем марширующих от порта с песней… Кстати, что интересно, ведь неплохо прошли, хотя по морской традиции шагистику ненавидят и презирают все, от старшего офицера до последнего кочегара.
Нирвана первой утренней бутылки пива была прервана донесшимся со второй половины кровати стоном. Женским. Любопытно, а это что, или кто? А нет, все-таки что – вроде вчера вечер кончился в салоне мадам Жужу… Причем 'что' весьма себе аппетитное, ну да для героя дня другого и не полагается. Так, чем там вчера у нас дело-то кончилось, я до того отрубился, после или, не дай бог уронить честь Русского Императорского флота, во время?
Неспешное и ленивое перетекание мыслей из одной заполненной алкоголем извилины мозга контр- адмирала Руднева в другую было прервано осторожным, но настойчивым стуком в дверь.
– Да, да? – Благодушно потянул Руднев, натягивая на себя и соседку простыню.
– Ваше превосходительство, простите, что беспокоим, у нас через полчаса молебен в церкви, извольте, пожалуйста, собираться, а то опоздаем!
Раздался исполненный подхалимского почтения голос из за двери. Кажется, владелец гостиницы…
– Молебен – это хорошо, но сначала в порт съездим, распорядимся о постановке 'Варяга' в док, и набросаем план работ по минированию акватории к визиту Камимуры…
– Ваше превосходительство, да как же можно! И так уж отец Вениамин вчера на вас осерчал, когда вы вечером, вместо того чтобы в церковь заехать вечером, беса тешить направились. Опять же – благодарственный молебен-то в вашу честь, без вас никак-с. Порт подождет, а мы сейчас в церковь, потом в ресторан, на торжественный обед в честь победителя японцев, тоже без вас никуда, ну а вечером…
– Стоп. Отставить. Через двадцать минут экипаж к подъезду, и попросите командиров кораблей и прочий начальствующий состав собраться в порту через час. А батюшке передайте, что ему придется еще пару дней подождать. Вот отобьемся от Камимуры, тогда молебен об отражении неприятеля и отслужит. Кстати, именно это я ему вчера говорил в салоне мадам Жужу, когда его там встретил. Неверное, святой отец запамятовал.
Голос за дверью стал из подхалимского просительным.
– Слушаюсь, тот час же распоряжусь. А можно, мы хоть на телеграф на пять минут по дороге заедем?
– А туда зачем? Телеграмму в Петербург я еще позавчера отправил, поздравления мне и в порт принести могут, что я там-то забыл?
– Вчера ваши офицеры, под предводительством лейтенанта Нирода, в пьяном виде ворвались на телеграф, – в голосе почтение стало смешиваться со злорадством и ехидством, – и под угрозой оружия отправили телеграмму на редкость неприличного содержания…
– КОМУ? И почем вы Нирода повысили в звании? Насколько я помню, он пока еще мичман, – Руднев с трудом пытался сосредоточится на проблеме, но вид кокетливо потягивающегося женского тела на соседней половине кровати упорно не давал этого сделать.
– Из Адмиралтейства пришел приказ всех офицеров 'Варяга' и 'Корейца' немедленно повысить в звании, а Вас, Ваше превосходительство, назначить командующим всеми морскими силами во Владивостоке… А телеграмму ваш лейтенант отправил императору!
– Николаю Александровичу в Петербург? – сдавленным голосом спросил мгновенно проснувшийся Руднев, выскакивая из кровати и натягивая штаны на голое тело.
– Нет, слава Богу! В Токио, императору Японии, – за дверью тоже не на шутку испугались.
– Блин! Ладно, Тенно тоже не стоит обижать, кроме как на поле боя, естественно. Хорошо, давайте так – встреча в порту через три часа, авось не у меня одного похмелье, дадим господам офицерам побольше времени на поправиться. А сначала и правда съездим на телеграф, разберемся, что там мои насочиняли. И еще, – бросив очередной взгляд на столь соблазнительные изгибы и снимая с трудом натянутые штаны, – подавайте-ка лучше этот экипаж не через двадцать минут, а, скажем, через час.
Через час с небольшим изрядно повеселевший Руднев пытался вникнуть в суть произошедшего вчера вечером на телеграфе. Туда же был спешно доставлен и непосредственный виновник происшедшего – свежеиспеченный лейтенант Нирод.
– Где-то в полдесятого ввечеру ввалились господа офицеры и, размахивая револьверами, принудили моего дежурного телеграфиста к передаче этого, этого, – разгневанный начальник телеграфа никак не мог подобрать слов для того, чтобы достойно назвать сочинение Нирода, – непотребства! Да это и на бумаге-то написать стыдно, не то что по телеграфу отправлять! И как только такое в голову могло прийти, да еще и офицеру!
– А вот это и правда любопытно, господин лейтенант, а с чего это вас вообще вдруг потянуло телеграммы царственным особам посылать? Да еще и с эдакими своеобразными поздравлениями, я уже молчу про выражения?
– Всеволод ФедоГович, – несколько смущено програсировал Нирод, – мы вчера, когда праздновали в 'АнглитеГе', Господи пГости, но это не я этот местный гадючник так назвал, к нам пГистал жуГналист. БГитанский, кажется, сейчас точно не вспомню. Все выспГашил про бой, абоГдаж, ну, это у боГзописца Габота такая, понятно… А потом напоследок спГосил, а что я, как мичман с 'ВаГяга', думаю о поздГавлении, что студент из Вильно напГавил микадо по случаю 'долгожданного утопления этого гадкого 'ВаГяга', доставившего столько пГоблем победоносному японскому флоту61'! Ну, мы с господами офицеГами Гешили на деле показать, ЧТО мы думаем, и заодно поздГавить микадо с воскГешением 'ВаГяга' и пообещать новых пГоблем. Ну а лексика… ПГостите, были зело пьяны. Мы. Все…
– Понимаю, но мич… простите, лейтенант, вы были все же не правы. Во-первых – венценосных особ, пусть и противного нам государства, в телеграммах называть 'желтомордой обезьяной' нельзя. А японского императора нельзя трижды! Когда эта телеграмма дойдет до адресата, японцы будут за его честь воевать до конца, гораздо серьезнее, чем за Корею и доступ в Китай, а нам это надо? Во-вторых, начиная спорить с этим недоучкой из Вильно на его языке, вы себя с ним невольно уравниваете…
Неожиданно в разговор встрял молчавший до сих пор ночной дежурный телеграфист:
– Ваше превосходительство, не дойдет эта телеграмма до Японии, не волнуйтесь.
– Почему, собственно, неужто у вас кабель поврежден столь удачно? И почему 'не дойдет', если мне ваш начальник в нос тыкал квитанцией о приеме?
– Ну, видите ли, не передавать телеграмму вообще я не мог, испугался, простите. Дюжина господ офицеров, с револьверами, да еще и морские – то есть морзянку знать должны, у них с текстом не забалуешь… А вот адрес я немного подкорректировал, так что спите спокойно.
– И куда же вы, любезный, сие письмо варяжских запорожцев японскому султану отправили?
– Куда-то в Ярославскую губернию, на кого бог-с пошлет. Кстати – с господина лейтенанта три с полтиной за услуги, а то вчера второпях не расплатились.
– На тебе, голубчик, червонец, и сдачи не надо! Хоть один камень с души, – произнес расслабившейся Руднев, и повернулся к Нироду, – а вам, граф, назначу я соответствующую епитимью.
– Домашний аГест? – со скучающим видом, задрав глаза к потолку, поинтересовался донельзя довольный исходом инцидента Нирод.
– Хуже, милейший Александр Михайлович, хуже. Видите там на горизонте во-он ту высокую сопку над Гнилым углом с видом на бухту Соболь? Вот там вы и будете командовать дальномерным постом. Причем до появления в окулярах ваших дальномеров крейсеров Камимуры в городе вам появляться запрещаю. А то
