– Нет.
– Когда занялась скульптурой, вы заметили какие-либо изменения в ее поведении?
– Нет.
Барри подняла портрет с черепом.
– Мисс Кенли, когда Эмили писала эту картину, она вела себя как-то необычно? Вы что-то заметили?
– Нет.
– Больше вопросов не имею, – закончила допрос Барри и положила картину на столик для улик лицом вниз.
В коридоре здания суда стоял длинный ряд стульев, которые были поставлены таким образом, как будто связывали два зала судебных заседаний. В любой день на стульях теснились спешащие адвокаты, люди, ждущие предъявления обвинения, свидетели, которым было запрещено разговаривать друг с другом. В течение двух предыдущих дней Майкл сидел в конце коридора рядом с Мэлани. В противоположном сидела Гас. Но сегодня впервые Мэлани было разрешено присутствовать в зале суда, поскольку показания она уже дала. Гас заняла свое обычное место, отчаянно пытаясь делать вид, что читает газету и не замечает, как в здание суда вошел Майкл.
Когда он опустился на стул рядом с ней, она сложила газету.
– Не стоит, – произнесла она.
– Что не стоит?
– Сюда садиться.
– Почему? Пока мы не обсуждаем вопросы, имеющие отношение к деду, никто не запрещает.
Гас закрыла глаза.
– Майкл, одно то, что оба мы дышим воздухом в одной комнате, имеет отношение к делу. Только потому, что ты – это ты а я – это я.
– Ты видела Криса?
– Нет. Сегодня вечером пойду на свидание, – повернулась к нему Гас. И после раздумий: – А ты?
– Я думаю, это было бы неправильно, особенно если сегодня меня вызовут давать показания.
Гас едва заметно улыбнулась.
– У тебя странное представление о моральных принципах.
– На что ты намекаешь?
– Ни на что. Ты уже свидетель со стороны защиты. Крис хотел бы лично поблагодарить тебя за это.
– Вот именно. Я свидетель со стороны защиты. И сегодня, скорее всего, я пойду и напьюсь, чтобы забыть весь этот кошмар.
Гас полуобернулась к нему.
– Не надо, – сказала она, кладя руку ему на плечо.
Они оба уставились на эту руку, от которой исходил жар. Майкл прикрыл ее ладонью.
– Может быть, пойдем вместе со мной? – предложил он.
Гас покачала головой.
– Мне нужно в тюрьму, – мягко отказалась она. – К Крису.
Майкл отвернулся.
– Ты права, – спокойно произнес он. – Всегда следует поступать во благо детей.
Он поднялся и пошел по коридору.
– Мисс Вернон, – обратился Джордан к свидетельнице, – вы специалист по арт- терапии.
– Да.
– Не могли бы вы объяснить нам, что это такое? – ободряюще улыбнулся Джордан. – Здесь, в Нью- Гемпшире, с арт-терапевтом не часто встретишься.
На самом деле Сандра Вернон прилетела из Беркли. У нее был калифорнийский загар, короткие платиновые волосы и степень кандидата наук по психологии Калифорнийского университета в Лос- Анджелесе.
– Мы занимаемся психическим здоровьем человека. К нам часто обращаются, и мы просим пациента нарисовать определенный предмет, например дом, дерево или человека. Основываясь на этих рисунках, на манере, в которой они выполнены, мы можем делать выводы о его психическом здоровье.
– Невероятно! – воскликнул искренне пораженный Джордан. – Вы можете, глядя на черточки и палочки, сказать, что происходит в мозгу другого человека?
– Несомненно. Работая с малышами, которые еще не умеют выразить происходящее с ними словами, по их рисункам мы видим, не подвергаются ли они сексуальному или физическому насилию. И тому подобные вещи.
– С подростками вам приходилось работать?
– Иногда.
Джордан встал за спиной у Криса и намеренно положил руку ему на плечо.
– А с подростками, находящимися в глубокой депрессии и подумывающими о самоубийстве, работать приходилось?
– Да.
– Вы можете, глядя на рисунок подростка, увидеть намеки на сексуальное насилие или суицидальные наклонности?
– Да, – заверила Сандра. – Рисунки отражают скрытые чувства, которые подавляются. Которые являются слишком болезненной темой, чтобы каким-то другим способом это могло всплыть на поверхность.
Следовательно, к вам может прийти ребенок, в чьем поведении не заметны аномалии, а вы посмотрите на его рисунки и сможете сказать, тревожит ли его что-то в жизни?
– Определенно.
Джордан подошел к столу с уликами и взял рисунок Эмили который она сделала в десятом классе, где были изображены мать и дитя.
– Не могли бы вы обрисовать психологическое состояние человека, нарисовавшего это?
Сандра достала из кармана очки в тонкой оправе и водрузила их на нос.
– Это рисунок эмоционально стабильного, уравновешенного человека. Как видно, лицо и руки пропорциональны, рисунок вполне реалистичен, ничто не кажется необычным или преувеличенным, использованы яркие краски.
– Спасибо. А как насчет этого? – спросил Джордан, беря портрет с черепом.
Сандра Вернон удивленно приподняла брови.
– Это совершенно другой случай, – заявила она.
– Вы можете нам объяснить, что вы видите на этом рисунке?
– Конечно. Начнем с черепа. Череп сразу же говорит мне, что человек, вероятнее всего, поглощен приближающейся смертью. Но еще больше скажет смешение красного и черного цвета на заднем фоне – свидетельство о суицидальных мыслях, зафиксированное во многих трудах по психологии. А также это грозовое небо. Часто мы видим, что люди рисуют тучи или дождь, когда встревожены или подумывают о самоубийстве. Но еще более тревожный знак – то, что художник нарисовал тучи там, где должны быть глаза. Глаза символизируют мысли человека. Я бы сказала, что решение художника нарисовать сгущающиеся грозовые тучи в глазницах настойчиво свидетельствует о том, что его неотступно преследуют мысли о самоубийстве. – Она перегнулась через свидетельскую трибуну. – Можно… можно поднести рисунок поближе?
Джордан подошел с картиной к свидетелю и поставил ее на трибуну, загородив Сандру от судьи.
– Откровенно говоря, очень тревожат некоторые детали на картине. Рисунок выполнен в стиле сюрреализма…
– А это имеет значение?
– Сам стиль нет. Но то, как расположены предметы на картине, имеет. Видите, хотя изображен голый череп, но вокруг глазниц длинные, хорошо прорисованные ресницы, а изо рта свисает вполне реалистичный язык. Подобные вещи – предупреждающие звоночки о сексуальном насилии.
