Сентрал-Парк-Саут он полностью обновил свой гардероб — отдавать предпочтение сшитым на заказ костюмам. В то время, как другие авторы Маннинга одевались в стиле персонажей Деймона Раньона — вездесущих репортеров, копающихся в грязном белье, — Эрик выбрал для себя образ денди Ноэла Кауарда: галстуки, двубортные пиджаки в клетку, как у принца Уэльского, ботинки ручной работы, дорогая парфюмерия. Но не только одежда подтачивала его бюджет. Каждый вечер он где-нибудь зависал — был завсегдатаем в «Сторк клаб», в «21», в баре «Астор», в джаз-клубах на 52-й улице. И всегда платил по счету за всю компанию. Точно же он настоял на том, чтобы вытащить меня на недельные каникулы на Кубу, где мы жили в самом дорогом отеле «Насьональ». А еще он нанял себе личного слугу. И вообще ссужал деньги всем, кто в них нуждался. Правда, в конце месяца всегда был на мели… пока не подходил очередной чек на получение зарплаты.
Я призывала его к умеренности в тратах, к необходимости ежемесячно откладывать хотя бы небольшую сумму. Он меня не слушал. Ему слишком хорошо жилось. К тому же он был влюблет музыканта по имени Ронни Гарсиа, саксофониста из джаз-банды клуба «Рейнбоу Рум». Ронни был миниатюрный американец кубинского происхождения, выросший на проспекте Гранд-Конкур: в Бронксе; бросивший в свое время среднюю школу музыкант-самоучка. Книги он проглатывал со страшной скоростью. Мне не доводилось встречать более начитанного человека. Как музыкант, он тяготел к Дику Хаймсу, Мелу Торме и Розмари Клуни… но мог поддержать интеллектуальную беседу о поэме Элиота «Четыре квартета» (с аутентичным бронксовским акцентом). Эрик познакомился с ним за кулисами «Рейнбоу Рум» на вечеринке в честь Арти Шоу[43] в апреле сорок девятого — и с тех пор они не расставались. Правда, афишировать свою связь они, конечно, не могли. Требовалась абсолютная конспирация. Хотя обслуга в Хемпшир-Хаус, очевидно, I ла о том, что Ронни живет с Эриком, об этом никогда не говорили вслух. Приятели по работе в шоу «Марти Маннинга» никогда не расспрашивали его о личной жизни — хотя все знали, что Эрик единственный в их команде, кто не хвалится своими успехами в охоте за юбками. На людях Ронни и Эрик никогда не демонстривали и намека на физическую привязанность друг к другу, при мне они никогда не говорили друг о друге, как о паре, однажды — когда я обедала с братом в Чайнатауне — Эрик открыто спросил меня, нравится ли мне Ронни.
По-моему, он замечательный. Умен, как черт, — и потрясающе играет на саксофоне.
Хорошо, — смущенно произнес он. — Я счастлив это слышать. Потому что… ну… мм… ты ведь понимаешь, о чем я, не так ли?
Я накрыла руку брата ладонью:
Да, Эрик, я понимаю. И это нормально.
Он осторожно взглянул на меня:
Ты уверена?
Если ты счастлив, то и я счастлива. И только это имее значение.
В самом деле?
Даже не сомневайся.
Он пожал мою руку.
Спасибо тебе, — прошептал он. — Ты не представляешь, как это важно для меня.
Я потянулась к нему и поцеловала его в голову.
Помолчи лучше, — сказала я.
Теперь нам осталось твою жизнь устроить.
Забудь об этом, — резко отозвалась я. И я не шутила. Притом, что я не была обделена мужским вниманием — не говоря уже о поклонниках, — я намеренно избегала серьезных отношений. Да, я четыре месяца встречалась с Дональдом Кларком, редактором издательства «Рэндом Хаус». Да, было у меня короткое увлечение журналистом «Дейли ньюс» Джином Смэдбеком. Но я оборвала оба их романа — возможно, потому, что Кларк был слишком приторным, в то время как Смэдбек в свои тридцать лет уже пытплся упиться до смерти (хотя пьяный он был чертовски обаятелен). Когда я сообщила Джину о разрыве, он очень расстроился, поскольку успел внушить себе, что влюблен в меня.
Ну-ка я угадаю, — сказал он. — Ты бросаешь меня ради какого-нибудь корпоративного хлыща, за которым будешь чувствовать себя как за каменной стеной.
Я уже была замужем за таким типом — как тебе хорошо известно — и оставила его через пять месяцев. Так что, поверь мне, я не нуждаюсь в каменной стене. Я сама себе опора.
Нет, ты все равно бросаешь меня ради
Почему все мужчины считают, что, если женщина больше не желает их видеть, это исключительно потому, что
Боже, вы только послушайте эту упрямую бабу.
Мне приходится быть упрямой, — ответила я. — Потому что только так можно сохранить себя
Эгот разговор произошел в баре отеля «Нью-Иоркер» на углу 34-й и Седьмой улиц. Наконец освободившись от настойчивого любовника, я на метро доехала до дома и остаток вечера вновь слаждалась божественным Энцио Пинца в роли Дон Жуана. Из всех записей моей теперь уже обширной коллекции это была единственная, к которой я возвращалась снова и снова. В тот вечер я наконец поняла почему. В опере Донна Эльвира клянется, отомстить Дон Жуану, потому что он обесчестил ее. По правде воря, гнев Эльвиры вызван тем, что она без памяти влюбилась в Жуана, который ее соблазнил и бросил. Тем временем Донна. на изо всех сил старается избежать преследований унылого торожного Дона Оттавио, который отчаянно хочет заполучить ее в жены.
Странно, но эта история оказалась мне близка. В свое время я уступила Дону Жуану. Уступила Дону Оттавио. Но зачем снова уступать кому-то, если нашла свой путь в жизни?
В канун нового, 1950 года Эрик закатил грандиозную вечеринку у себя дома. Приглашенных было человек сорок, не считая джаз-банды с саксофонистом Ронни (естественно). Мой контракт с «Субботой/Воскресеньем» только что продлили еще на два года. Благодаря Джоэлу Эбертсу стоимость моей колонки поднялась до ста пятидесяти долларов. Помимо всего прочего, журнал назначил меня своим кинокритиком, и это означало еженедельную прибавку в размере еще ста пятидесяти долларов. Я по- прежнему вела и колонку «Музыка для неискушенного слушателя». Все это означало, что в следующем году мой доход должен был составить шестнадцать тысяч — сумасшедшие деньги за такую легкую и увлекательную работу. Тем временем Эрик закончил долгие переговоры с Эн-би-си по пересмотру условий контракта. Мало того что он оставался главным автором Марти Маннинга, компания хотела, чтобы он разрабатывал новые идеи и для других шоу. Чтобы удержать его (и вырвать из цепких лап конкурента — компании Си-би-эс), ему повысили зарплату до четыхсот долларов в неделю, да еще предложили годовой оклад консультанта в двенадцать тысяч, вместе с собственным офисом и ceкретаршей.
И вот мы все набились в гостиную Эрика с видом на Центральный парк и громко кричали: «Пять- четыре-три-два-один», провожая последние мгновения уходящего сорок девятого, а потом шумно поздравляли друг друга с Новым годом и началом нового десятилетия.
Зацелованная десятками незнакомых людей, я наконец отыскала своего брата — он стоял у окна. Шоу фейерверков в парке озаряло ночное небо. Эрик, явно перепивший шампанского, заключил меня в свои медвежьи объятия.
Ты можешь в это поверить? — спросил он.
Во что?
В себя. В меня. Вот в это.
Нет. Мне до сих пор не верится. Не верится, что нам так повезло.
За окном послышался треск очередного салюта, и в небо устремился фонтан из красно-бело-голубых брызг.
Вот оно, Эс, — сказал Эрик. — Этот миг и есть
Вечеринка закончилась на рассвете. Я встречала первый восход солнца пятидесятого года с
