1
Автор предупреждает, что вся история — полный вымысел, и не проводит никаких параллелей с реальными объектами и лицами
— Две симпатичные змеи по цене одной!!! Две змеи на десяточку! — Зычный крик выдернул меня из состояния сладкой полудремы, заставив в страхе оглядываться по сторонам, соображая, где и зачем я нахожусь. Уж не занесло ли меня, часом, в какие-нибудь тропики? А что я тут делаю? И зачем мне змеи, пусть даже и по такой бросовой цене? Или это мой последний шанс запастись чем-нибудь свеженьким к ужину?
Пытаясь собрать мысли, я даже не осознала, на каком именно языке раздавался крик. Подняв глаза, я увидела, как перед моим носом действительно вихляется нечто зеленовато-серое и явно змеевидное — куда только смотрят правоохранительные органы, это же опасно, в конце концов! И тут последовало продолжение:
— Только на одну российскую десяточку сразу две такие симпатичные змеи из высококачественного каучука!!! В магазине одна такая змея стоит пятьдесят рублей, но мы работаем напрямую с производителем, и поэтому дешевле! А-атличный сюрприз для ваших детей и доброжелателей! При желании меня можно остановить, па-асматреть и, ка-анечно, при-абрести! — Вдохновенно горланил стоявший рядом со мной парень лет двадцати.
Слава тебе, Господи! Я осознала, наконец, что нахожусь не в каком-то экзотическом Индокитае, а в самой что ни на есть тривиальной электричке сообщением Петербург — Пушкин, еду навестить своих родителей. И продавец змей, орущий над моей головой — не загадочный факир, а наверняка студент, пытающийся честным трудом заработать себе на пиво. Весьма актуальное в такой теплый июньский вечер.
Молодой человек закончил свой монолог и пытливым взором уставился на меня. Немного подумав, я решила купить у него каучуковых чудищ «на десяточку» — отдам сестренке Миле, ей всего четырнадцать, и она страшно радуется подобным штукам. Моей дочке Даше такое, пожалуй, ни к чему — ребенку всего десять месяцев, и моя мама постоянно предостерегает меня от излишних рисков для детской психики. Поблагодарив и сунув мою десятку в один из бесчисленных карманов своей «разгрузки», торговец двинулся дальше по вагону, выискивая новых клиентов. Я же, разглядывая искусно расписанные «под змею» кусочки каучука, через четверть часа благополучно достигла места назначения.
Миле змеи, как и следовало ожидать, понравились в этом возрасте многие страдают дурновкусием. Ухватив их за хвосты, она понеслась пугать соседок. Вернувшись из этого триумфального похода, сестренка заявила мне:
— А я прочитала в своей книге гаданий, что сегодня такой день, когда любой подарок материализуется в дальнейшей жизни! Так что эти змеи дар со значением, и скоро мы должны встретиться с настоящей змеей!
— Не хотелось бы, — я поежилась от такой перспективы. Нет, Мила стала совершенно невыносима после того, как наш старший брат Макс подарил ей на Новый год эту дурацкую книжку! Теперь она всему ищет толкование, знает, например, к чему вечером в понедельник после дождя напротив третьего окна садится ворона с пятном от краски на левом крыле. Мила помнит пару сотен таких мудростей и к тому же активно осваивает тридцать семь способов карточной ворожбы, принятых у разных народов мира — включая эскимосов и жителей амазонских джунглей, вряд ли вообще когда-либо видевших карты. И вот одолевает меня мистикой:
— А змея это зло, так что в нашей жизни скоро должно произойти соприкосновение с чем-то нехорошим!
Обрадовала, нечего сказать! В душе моей медленно закипала злость на студента, торговавшего в электричке ползучими гадами «прямо от производителя». Да и я хороша, нечего сказать! Надо было ей шоколадку купить!
Папа, до этого мирно читавший какой-то журнал, строго заметил Миле, что она обещала больше не забивать себе голову гаданиями, и отправил ее учить английский.
— Зря все-таки Максим подарил ей эту книжку, — вздохнул он, когда Мила, собрав пресмыкающихся, сердито удалилась в свою комнату.
— Ты предпочел бы, чтобы он преподнес ей Уголовный кодекс с комментариями? — Поинтересовалась я, намекая на специальность брата, недавно получившего звание полковника милиции и мечтавшего теперь перейти на работу в Интерпол.
Папа нахмурился, но возразить ничего не успел — приехал его собственный брат, дядя Миша, профессор-историк и известный специалист по археологии норманнов. После непродолжительных приветствий он обратился ко мне:
— Клава, я рад, что вижу тебя. Скажи, ты очень занята на работе?
— Как обычно, а что?
— Да вот хотел попросить об одном одолжении. Может, согласишься взять пару недель отпуска и поехать со мной в Старую Ладогу? Просто мы пригласили туда одного иностранца, профессора Тунхольдта из университета Турку, он большой специалист по реконструкции, уже лет десять постоянно трудится в Помпеях и в реставрации кое-что понимает, я давно хотел с ним поработать. Конечно, на раскопе мы по- английски поговорим, а вот жить ему придется в частном секторе — сама знаешь, отель для иностранцев там еще не построили, а сельские жители у нас хоть и очень хорошие люди, но языкам не обучены. Вот мы и стали искать для него переводчика. А ты как раз…
А я как раз в свое время окончила филфак и до недавних пор работала синхронистом с четырех языков, включая подходившие дяде Мише итальянский и шведский — пока не получила повышение. Естественно, я согласилась: поездка в археологическую экспедицию показалась весьма заманчивой, тем более, что я и раньше, случалось, помогала дяде. Как раз в этот момент в комнате снова появилась Мила; услышав разговор о моей поездке, она объявила:
— О! Прекрасно! Я тоже поеду. — И встала в выразительной позе в центре помещения. Стало понятно, что от своего намерения она уже не откажется, а мне следует смириться с этой ложкой дегтя в предстоящем интересном отпуске.
Отпуск я получила легко — мой начальник Юра, по совместительству мой же бывший ухажер, а теперь — зять дяди Миши и муж его дочери Лизы, отнесся с большим уважением к необходимости крепить научные связи и благословил меня на поездку. Кстати выяснилось, что Лиза уже сняла себе дачу в Старой Ладоге — и в моей душе зародился план по избавлению от Милы. Хотя бы временами.
Через четыре дня я встретила финно-шведа на Ладожском вокзале и, показав ему город, на следующее же утро повезла к месту экспедиции. Арне был худощав — как большинство шведов, высокого роста, очень интеллигентного вида и немного застенчив. Ему было 46 лет, он много трудился на раскопках в Помпеях и запатентовал несколько интересных технологий реставрации и идентификации находок. Списавшись с дядей Мишей и его другом, профессором Северовым, он предложил им попробовать применить его метод в наших условиях и с этой целью прибыл на берега Невы и Волхова.
Машину водить я до сих пор не научилась, и к месту нас доставил Макс, который довольно быстро выяснил, что в помощь археологам направлена группа юных милиционеров — воспитанников Кадетской школы Интерпола, недавно открытой в нашем городе. Руководил этим вполне богоугодным заведением бывший начальник моего брата, Валентин Викторович, некогда один из лучших сыщиков страны, а теперь генерал, педагог и по-прежнему просто хороший человек.
— Макс, а зачем нужны милиционеры на раскопках? — Поинтересовалась я.
— Для эстетического развития, — коротко ответил он, объезжая яму на дороге. — Увидят живую историю, лучше потом будут соображать, что такое национальное достояние. Так, по крайней мере, Валентин Викторович говорит. — Потом он с подозрением покосился на меня:
