— Похоже, он и не собирался Машу-то убивать, — возразил Валентин Викторович. — Он ведь даже оттащил ее с поляны перед тем, как все поджечь, хотя прекрасно знал, что она осмотрела всю картину, да еще и тело потрогала!
— Да, к тому же он не мог не сознавать, что Маша осталась жива и довольно скоро может прийти в себя. — Согласилась я. — Более того, он оградил ее от огня. Но тогда совершенно неясно, зачем же он прикопал ее под ветками?
Генерал покапал головой;
— Нет, странные какие-то цели он преследовал этот преступник. И с Игорем тоже. Ударил жертву по лицу, чтобы лицо было не узнать, это логично, но дал Маше возможность опознать убитого. И кстати, она в морге повторно осмотрела тело.
— Она уверена, что это Игорь? — Быстро спросил Ванька.
— Ну, скажем так, она уверена, что это именно тот труп, который она обнаружила в лесу, — ответил генерал. — Лица-то она и тогда не видела. Она опознала размазанную татуировку и вещи: часы на руке, перстень-печатку… Вот на этой и на сходстве основных примет наше опознаний и держится. А анализ ДНК мы ведь не проводили — из всех его родственников налицо только Инга, но ее пока решено не трогать!
— Слушай-ка, Викторович, — вдруг оживился Иван. — Мне асе эти ветки покоя не дают. А когда ту, первую, поляку осматривали, больше никаких следов но нашли интересных?
— Ты о чем это? — Генерал отхлебнул чаю и посмотрел на него внимательно. — Нет, ничего такого, что указывало бы на присутствие преступника, я внимательно отчеты читал.
— Да я не про то, — возразил Ванька, — Клава когда сказала, что он ее прикопал, я подумал, может, это и не преступник вовсе?
— А кто? — Спросила я. — Еще один посторонний?
— И еще какой! — Улыбнулся мне муж. — Есть у меня одна версия!
После этих слов они с Валентином Викторовичем подхватились и понеслись на какие-то очередные розыски.
Через несколько часов, когда нам с Лизкой уже надоело строить версии, что же он мог там заподозрить, у ворот зашуршали колеса джипа, и Иван, донельзя довольный, подошел к нам.
— Пустяк, а приятно, — сказал он, присаживаясь рядом. — Я был абсолютно прав! А ты еще ругаешься, что я на охоту хожу!
— Господи, при чем тут охота? — Изумилась я.
— Преступник, скорее всего, бросил Машу на поляне на произвол судьбы, а к веткам не имел ни малейшего отношения! — Сказал Иван с видом Шерлока Холмса. — А планы убийцы чуть не нарушил обыкновенный мишка!
— Какой Мишка?!! — Завопили мы с Лизкой.
— Косолапый. Бурый такой медведь. Он, видимо, первым обнаружил «бездыханное тело» и решил прикопать такую добычу, вот и завалил ее ветками. Сыт был, наверное, — усмехнулся он. — Медведи часто так поступают. Осмотрев поляну, мы нашли следы этого зверя — давнишние и посвежее, наверное, приходил потом, бедняга, и не мог понять, куда делось лакомство! Конечно, когда первый раз поляну осматривали, искали только следы преступника, а о звериных никто и не подумал!
Переварив эту новость, я строго спросила:
— А поляну тоже медведь поджег? Или мышка бежала, хвостиком махнула?
— Нет, — так же серьезно ответил мне муж. — Поляну поджег преступник.
— Так может, ты знеешь и зачем ему это понадобилось? — Продолжала я расспрашивать.
— Могу только предполагать, — ответил Иван. — Но, раз тело маскировал медведь, можно сделать вывод, что в замыслы преступника это не входило, и он как раз хотел, чтобы Машу нашли живой…
— Но, судя по всему, он сжег только куртку, футболку и окровавленную траву, — размышляла я. — Но чего ради?
— Сама подумай, — зловредно посоветовал он. — У тебя хорошо получается!
20
Я обедала с Надей и Геной, который, отлучившись с работы на время перерыва, сообщал жене сельские новости:
— Ваську-то Калязина в больницу положили!
— Допился, — вздохнула Надя, ставя на стол кувшин с молоком. — Или все-таки сердце?
— Нет, отравление, — охотно пояснил Гена, с аппетитом откусывая от горбушки. — Так что зря про него болтали, будто он колдун!
— Колдун не колдун, а глаз у него дурной, — воз-разила Надя. — На что ни посмотрит, о чем ни узнает, все прахом пойдет! А что приключил ось-то?
— Да обрадовался мужик, что свинью продал новому жильцу, и перепил на радостях. А спиртное сама знаешь, какое теперь, Качество-то ни к черту, народ травится направо и налево!
Мне вспомнился известный анекдот, герой которого жаловался, что пять бутылочек водки он выкушал, а шестой отравился — несвежая попалась. А Гена тем временем рассказал весьма занятный сюжет из местной хроники.
Василий Калязин, мужик лет пятидесяти, жил один в домике поодаль от поселка — на другом берегу Волхова и ближе к лесу. Местные жители его избегали, считая если не колдуном, то обладателем дурного глаза. Во многом поддержанию этой легенды способствовала травма, полученная Василием в молодости на каких-то химических объектах: один его глаз был изуродован и практически не видел, а второй, с радужной оболочкой странного цвета — серо-зеленовато-карего, да еще с крапинками — казался не менее страшным, чем первый. От одиночества он спасался двумя способами собирая разные травы и веточки в лесу, отчего все думали, что он варит колдовские зелья, и разводя скотину — у него всегда были четыре свиньи и стадо гусей. Кроме них и смешного пса совершенно невероятной породы, никаких живых душ Калязин не признавал, а жители поселка старались избегать его общества. Даже участковый Шестопалов не включал усадьбу Василия в свой маршрут при обходе территории.
— А тут появился у него жилец, — рассказывал Гена, — и вроде как молодой парень, из города, это мне все Женька, брательник мой, сказал, он врач в городской больнице, как раз в его дежурство Ваську и привезли. Ну, жил-жил тот парень у него да затеял свининки покушать и купил у Васьки свинью, честь по чести, да еще со всеми потрохами! Даже кровь в мешочек чистый собрал, мол, свезет на мясокомбинат, ему там знакомый колбаски наделает! Остальное разрезал, разделил, как надо: что зажарил, что закоптил, в общем, заготовил надолго. Понятное дело, конечно, в городе-то свежей ветчинки не сделаешь! Сала опять же насолил… А дня три назад вдруг принес какую-то выпивку, то ли портвейн, то ли горилку эту хохлацкую, бутылок пять, не меньше, и стали они с Васькой отмечать что-то. Вот после этого Ваське и заплохело, очнулся уже в больнице,
— Господи, кто ж нашел-то его? Удивилась Надя. — К «ему же никто не ходит отродясь!
— Да сам как-то очухался, нашел телефон, который жилец позабыл у него дома, да и позвонил в больницу, — усмехнулся Гена. — Да так я и поверил, что он забыл, небось, Васька сам его и слямзил по- тихому, у него ж ходка была за воровство в молодости! А потом выяснилось, что он болезнью какой-то страдает, не помню, как называется, но, в общем, ему обязательно чужие мелкие вещи тырить надо.
— Клептомания? — Уточнила я.
— Во-во, — обрадовался Гена. — Вот ему эта клептомания и помогло. Во жизнь-то как поворачивается!
— За что боролись, на то и напоролись, — улыбнулась я. — Только тут наоборот немного получается.
Чуть позже, когда мы с Лизой пили чай в летней кухне, оценивая последние достижения следствия, к
