срывающимся от волнения голосом:
— Монсеньор!
Никто не отозвался. Птицы замолчали на мгновение — и запели вновь, еще громче и веселее. Дом медленно поехала по поляне, сдерживая коня, чтобы он случайно не наступил на лежащего. А вдруг де Немюр очнулся и уже направился к своему замку? Но у девушки было предчувствие, что он по-прежнему где-то здесь. Несколько раз она окликала герцога, — но поляна отвечала ей безмятежной тишиной.
Наконец, она нашла де Немюра. Он лежал, судя по всему, там, где она его и ударила, на спине, раскинув руки и закрыв глаза. Хлыст валялся рядом. Маску он сорвал с лица, и Дом с защемившим сердцем увидела, какое оно бледное. Девушка спрыгнула с коня и, подбежав к герцогу, наклонилась над ним. Он дышал, и дыхание было ровное, как будто он спал.
— Монсеньор! — Она дотронулась до его руки. — Очнитесь! Ради Бога!..
Он не отвечал. Неужели обморок настолько глубокий?.. Доминик вытащила из ножен на бедре герцога его кинжал, разрезала сверху вниз колет и пропитанную кровью рубашку и сняла их с неподвижного тела де Немюра. Повязка на плече тоже была вся в крови. Доминик, сцепив зубы, как будто сама себе причиняла боль, разрезала и повязку и сняла ее. Слава Богу, кровь из глубокой раны уже не текла. А герцог по-прежнему был без сознания, — во всяком случае, лицо его ни разу не дрогнуло, и он ни разу не застонал.
Доминик разорвала его рубашку на полосы и связала их, наподобие бинта. Затем она нашла и нарвала листья подорожника и растерла их в руке в мелкую кашицу. Эту кашицу девушка завернула в кусок ткани, приложила к ране, а затем, сверху, крепко перебинтовала плечо де Немюра. Раненый никак не реагировал на ее манипуляции.
Очнется ли он когда-нибудь? Быть может, он уже при смерти?.. Она приложила руку к его сердцу. Оно билось медленными сильными толчками. И вновь взгляд девушки приковали к себе выжженные на его груди буквы. Бедный!.. Как ему, наверное, было больно! Этих знаков не стереть; они как клеймо беглого раба или каторжника.
Проклятая Бланш! Как она могла сделать с ним такое? Доминик вдруг захотелось дотронуться до этих ожогов. Она не удержалась — и провела рукой по его обнаженной груди. К ее изумлению, де Немюр вздрогнул, но глаз не открыл.
Вдруг в двух шагах, послышалось негромкое ржание. Дом подняла голову. Гнедой де Немюра стоял рядом с телом хозяина. Он тоже вернулся! Какое верное, понятливое животное! Оно вернулось как раз вовремя. Надо отвезти раненого в замок.
Но Доминик в любом случае не поднять герцога и не посадить в седло. Он слишком большой и тяжелый. Придется ударить его по лицу. Может, тогда он очнется? Она размахнулась… И тут де Немюр открыл глаза и абсолютно нормальным голосом произнес:
— Не стоит бить меня, графиня. Я сегодня и так перенес от вас немало.
Доминик так и подскочила. Значит, он просто притворялся, что находится в обмороке! А сам следил за ней… Наблюдал… Но какая выдержка! Ни разу не выдал, что он в сознании, пока она перевязывала его рану! Она была и зла на него… и, в то же время, восхищена его стойкостью.
— Почему вы вернулись? — спросил де Немюр. — Ведь ваш план удался. Вы бы уже могли быть на пути в Париж.
— Мне стало жаль вас. И, как я вижу теперь, напрасно. Вы себя, по-моему, неплохо чувствуете.
— Мне говорили когда-то, что я — сам дьявол. Сатана… И меня невозможно убить или ранить. — Он улыбнулся. — Меня боялись… А вы не боитесь?
Что-то в этих его словах было смутно знакомое. Где-то она уже слышала подобное. Но где и когда?
— Нет. Вы — человек. И кровь у вас идет, как у всех. И я вас нисколько не боюсь.
— Даже теперь — когда я без маски? И вы знаете, кто я?
— Да, монсеньор. И я давно знаю, что это вы, герцог де Немюр, скрывались под маской.
— Я не хотел пугать вас. Я же — чудовище! Насильник. Убийца. Похотливый развратный тип, пытавшийся обесчестить саму королеву Франции. Женщины боятся меня и избегают, как прокаженного. — Он говорил это спокойно, как будто речь шла не о нем самом, но девушка чувствовала, как тяжело ему дается каждое слово. Как он, наверное, несчастен! Горячая волна прихлынула к ее сердцу, ей страстно захотелось доказать ему, что она ему верит. Она улыбнулась и приложила палец к его губам, как бы прося его замолчать.
— Я знаю, что виновна была сама королева. Она заманила вас в ловушку в вашем замке. А потом оговорила вас перед Мадлен де Гризи. И с баронессой так ужасно поступили не вы. И свою невесту не вы обесчестили. А кто это сделал, я скоро выясню у Розамонды де Ноайль.
— Итак… Значит, я оправдан в ваших глазах? — Он все еще лежал на спине, не пытаясь подняться, а девушка стояла рядом с ним на коленях.
— Почти, герцог де Немюр. Но вот Рауля я вам простить не могу. Вы наговорили о нем столько гадостей… А ведь вы ничего о нем не знаете! У вас какая-то страшная взаимная ненависть. Знайте — мой Рауль ни в чем не виновен! Он лучший, честнейший, добрейший из людей! Он достоин преклонения. Он столько перенес — вам и не снилось, герцог! Так что не оскорбляйте моего любимого гнусной бездоказательной ложью.
«Мой Рауль! Мой любимый! Как она говорит о нем!..» — Робер почувствовал, как от ревности потемнело в глазах.
— Вы его не любите, — хриплым голосом сказал он. — Не можете любить. Если бы вы его любили, то не дали бы мне целовать вас.
— Вы тогда поцеловали меня неожиданно, — пробормотала она, потупившись и прелестно краснея. — И я растерялась…
— Настолько растерялись, что готовы были отдаться мне? Прямо на моей постели?
— Хватит! — крикнула Дом. — Я не хочу вспоминать об этом!
— А я хочу, — заявил де Немюр, — и хочу повторить это! — И он вдруг приподнялся, протянул руку и, обняв Доминик за шею, притянул к себе с силой, которой она у него не подозревала. Девушка попыталась упереться руками ему в грудь; но было поздно.
Он вдруг оказался сверху, подмял ее под себя и прильнул к ее губам. На этот раз его рот был властным и требовательным. И у Доминик ненадолго хватило сил, чтобы противиться его натиску. Она сдалась — открыла рот, и его язык ворвался в него, как гордый своей победой захватчик. И снова девушка ощутила сладкую прелесть его поцелуя. Она ответила ему, — и губы их слились. А папоротники накрыли их своими широкими листьями, как зеленым прохладным шатром…
Когда Робер, наконец, оторвался от ее губ, то увидел, что синие глаза ее полузакрыты, голова изнеможенно запрокинулась назад. Он начал целовать ее щеки, лоб, уши, шею, плечи. Одна его рука обвивала ее шею; другая же наощупь развязала шнуровку рубашки, проскользнула в вырез и добралась до полных высоких грудей. Доминик вздрогнула и изогнулась, когда пальцы герцога слегка сжали мгновенно затвердевший сосок одной… затем — другой…
Все плыло в глазах Дом; она уже сама подставляла себя под его ласки, извиваясь под ним, требуя продолжения, крича про себя: «Только не останавливайся!» Тело ее горело, непроизвольные стоны срывались с губ. Аромат его волос, его полуобнаженного тела сводил ее с ума.
Де Немюр тоже был почти на грани. Какая, к черту, потеря крови!.. Кровь бурлила в его жилах, как никогда. Текла по его телу раскаленной лавой. Ее было даже слишком много для него одного. Доминик!.. Доминик!.. Никогда еще он не испытывал подобного. Она любила его! Она ему отдавалась — и так страстно, так нетерпеливо!.. Барьеры между ним и ею рухнули. Он забыл обо всем. Еще мгновение, — и он бы распахнул ее рубашку и увидел на обнаженной груди девушки свое кольцо…
Но он его не увидел. Потому что вдруг все вспомнил — и где он, и кто с ним. Сестра его жены! Невинная девушка! И он собирается овладеть ею!.. Прямо в лесу! Среди папоротников, как какой-то дикарь!
Де Немюр глухо застонал и скатился с ее обольстительно податливого тела. Чтобы погасить в себе желание, он вцепился пальцами правой руки в свое левое плечо. В глазах у него потемнело от боли. И все же… все же — какой пыткой было знать, что эта девушка лежит рядом на этой напоенной ароматом трав и
