вероятно, своим подругам. Подобная сплетня могла облететь, через болтливых девиц, весь Париж за один день.
— Не исключено, — кивнул король. — И это все осложнило. Если сейчас мы выпустим вас на свободу, — все поймут, что были виновны не вы, а королева. И вновь будет затронута ее честь.
— В таком случае, государь, вам ничего не остается, как продолжать держать меня в Шиноне на положении узника, — спокойно подытожил Робер.
— Но это несправедливо, кузен! — вскричал Людовик. — Держать вас в этом замке… Невинного человека!
— Я готов пробыть в Шиноне, и вновь сидеть в оковах в темнице, столько, сколько понадобится, ваше величество. Лишь бы даже тень подозрения не коснулась вашей царственной супруги.
— Вы опять приносите нам слишком большую жертву, друг мой! Право, я не могу принять ее… Попробуем найти другой выход.
— Боюсь, сир, он единственный. Другого я пока не вижу. Я буду находиться в Шиноне на положении узника, пока слухи окончательно не утихнут. Пока все не забудется.
— Но на это могут уйти годы, кузен! Нет-нет, я не могу подвергать вас такому испытанию.
— Возможно, сам Господь Бог укажет нам выход, ваше величество. Будем уповать на него.
— Что ж, — король поднялся. — Уверен, мы что-нибудь придумаем. Вот что: гарнизон Шинона будет полностью обновлен. В него попадут лишь самые верные и испытанные воины, умеющие держать язык за зубами, которые никому не выдадут тайны. Вы, конечно, не будете тут узником. Вам будет предоставлена, кузен, полная свобода передвижения.
— Я не покину замок, обещаю, сир. Только, если позволите, буду иногда гулять в его окрестностях.
— Конечно. Вы сможете выписать себе в Шинон из своих владений все, что хотите — людей, оружие, лошадей, книги. Замок и его охрана будут в полном вашем распоряжении.
— Этого уже более чем достаточно, ваше величество. Благодарю вас.
— Пока не за что, герцог. Но вы правы, — Бог укажет нам путь к вашему освобождению. Королеве же и всему двору будет пока объявлено, что вы находитесь в заточении в темнице. Для вас же, милый кузен, сейчас самое главное — получше питаться. Побольше дышать свежим воздухом. И уповать на милость Провидения. Как только у меня будут новости для вас, я тут же приеду в Шинон.
— Уверен, что мне не долго ждать этого, сир, — сказал де Немюр, кланяясь королю.
Робер оказался прав. Всего через два месяца Людовик инкогнито прибыл в Шинон, сопровождаемый несколькими верными дворянами, среди которых был Анри де Брие.
Новый начальник замкового гарнизона, седой невысокий человек с изборожденным морщинами обветренным лицом, выбежал во двор, застегивая на ходу кирасу, встречать столь знатного и неожиданного гостя. Спрыгнув с коня, король спросил коменданта:
— Где герцог де Немюр, мессир Лавуа?
— Он на охоте, ваше величество, — отвечал старый воин.
— Прекрасно, — улыбнулся Людовик. — Мы подождем его возвращения. Как он себя чувствует? Он всем доволен?
— Мне кажется, ему не на что жаловаться, сир, — сказал комендант Лавуа. — Он кушает превосходно, много гуляет пешком и верхом, читает по вечерам, у него хороший сон… И, если уж совсем откровенно, — старик понизил голос, — есть здесь в замке одна вдовушка. Ну, не из таких, государь, не подумайте… Порядочная женщина. Но перед нашим красавцем она не устояла! Так что у герцога де Немюра есть здесь все, что душа ни пожелает.
«Все, кроме свободы,» — с горечью подумал де Брие.
Но тут послышались звуки охотничьего рога, и из леса показались трое всадников, направляющихся к замку.
— А вот и он, — сказал начальник гарнизона. Через пять минут охотники с соколами и дичью, притороченной к седельным лукам, въехали во внутренний двор Шинона. Немного близорукий король прищурился. Кто же из них де Немюр? Не черный лысый мавр, конечно. И не тот, со страшным изуродованным шрамом лицом. Неужели этот, на великолепном вороном коне, в черной маске, с небольшой окладистой бородкой?..
Да, этот человек соскочил с жеребца, кинул поводья и передал сокола с руки мавру, сорвал свою маску и, быстро подойдя к Людовику, встал на колено и поднес к губам руку короля.
— Это вы, кузен?.. Право, я не узнал вас! — Удивленно и обрадованно воскликнул Людовик. — Встаньте. Поднимите голову. Вы прекрасно выглядите! Румяный… свежий… Взгляд сверкает. Совсем не тот изможденный страдалец, которого мы оставили здесь два месяца назад. И эта бородка вам очень идет!
Де Немюр улыбнулся и погладил свою черную с легкой проседью бородку.
— Я маскируюсь, государь. Вот и маску приходится надевать, когда я выезжаю из замка. Не дай Бог, кто-нибудь из окрестных дворян узнает меня! Ведь я сижу в темнице, в кандалах. — Он поздоровался с графом де Брие и остальными спутниками короля.
— Я уже знаю от господина коменданта, что вы неплохо проводите здесь время, герцог…
— Да, государь, не так уж плохо, — слегка покраснев, ответил Робер, бросив выразительный взгляд на мессира Лавуа, который лишь пожал плечами с самым невинным видом.
— Ну, ну, не стесняйтесь! — Рассмеялся Людовик. — Я рад, что у вас есть здесь все — и для души… и для тела. И, право, долг каждого истинного христианина — помогать сиротам… и вдовам. А какой красавец ваш жеребец! Даже у меня на конюшне нет такого.
— Его зовут Сарацин, ваше величество. Благородное и отважное животное.
— Другого коня у вас и быть не может, наш кузен! А мы к вам с хорошими новостями.
Лицо Робера просияло.
— Я так и подумал! Признаюсь, сир, эта пасторальная жизнь мне изрядно наскучила, и мне все здесь надоело.
— Вы, наверное, еще не знаете, кузен, — началась война. Восстали провинции — Лангедок и Прованс. И уже почти все наши дворяне отправились на юг.
— Восстание?
— Альбигойцы, — объяснил король. — Их мутят катары, эти еретики. Вмешался сам Папа. Его Святейшество послал на подавление бунта и расправу с катарами графа Симона де Монфора.
— Я о нем слышал, — нахмурился Робер. — Неприглядная личность. Безжалостный и жестокий фанатик.
— Но именно такой и нужен сейчас на Юге, кузен. С ересью надо бороться — всеми доступными средствами!
— Государь! Мои детство и юность прошли в Провансе. Я знаю обычаи окситанцев, их язык. И, уверяю вас, в учении катаров нет ничего опасного или вредного. Оно вполне безобидно.
— Герцог де Немюр! — Вскричал Людовик. — От вас ли я слышу столь недопустимые и кощунственные речи? Катарская ересь — безвредна? Не опасна? Вы — католик с ног до головы. Ваша мать была испанка из очень набожного рода. Отец — мой дядя — тоже был истинным защитником нашей праведной веры. На вашей груди — святой крест!
— Да, я католик, — сказал Робер, гордо вскидывая голову. — Но я еще просвещенный человек. И даже надеюсь считаться гуманистом…
Людовик фыркнул:
— Чтобы я больше не слышал от вас ничего подобного, кузен. Я запрещаю вам произносить такие речи! И, прежде всего, — ради вашего же блага. Инквизиция не дремлет. А вы окажетесь, если примете предложение, с которым я к вам приехал, среди ее отцов и приближенных графа де Монфора, а они не потерпят ваших, скажем мягко, заблуждений. А я буду слишком далеко и не смогу защитить вас.
— Итак, вы предлагаете мне, сир…
— Присоединиться к моей армии в Лангедоке.
Де Немюр заколебался. Да, ему осточертела эта сытая и ленивая жизнь в Шиноне. Война — это было так заманчиво! Но то, из-за чего эта война была развязана… Цветущий Лангедок, утопающий в крови
