— Что надо? — сразу стал серьезным ролевик.
— Паспорта иностранные с американскими въездными визами, — вздохнул гляциолог. — Поспрашивай у уходящих ребят. Морду лица наши любую на себя напялят, это не проблема.
— Когда нужно и сколько?
— Нужно семь. И вчера.
— Ясно, — встал Беспалый. — Будут. Кое-кто из наших в Штаты иногда мотался по работе, паспорта, как сам понимаешь, им уже не нужны. Думаю, к вечеру что-то уже найду. Подходи на «вписку» к Сандре, она пока еще не ушла, ждет последней игры, а уж оттуда…
— Всей толпой? — усмехнулся Лазарь.
— Ага. А что?
— Сам-то тоже с ними?
— Еще нет, — тяжело вздохнул Беспалый. — Хотя хочется — мочи нет. Но еще несколько ребят затерялись где-то, найти надо.
— Лады, значит, часов в одиннадцать вечера объявлюсь у Сандры, — кивнул Лазарь. — Ты только предупреди ребят, чтоб не удивлялись, коли я из воздуха возникну.
— Наших что ли не знаешь? — обиделся ролевик. — Да они в восторге будут! До встречи!
Михаил кивнул и, превратившись в тень, исчез. А Беспалый допил пиво и поспешил к метро.
Один только шаг по дороге в Мечту,
Один только миг на волшебном мосту.
Расправь свои крылья и сердце раскрой,
И выдумка быть перестанет игрой.
И ты вдруг поймешь, что так было всегда,
И чистые слезы не сдержишь, когда
Огромные крылья тебя унесут
Туда, где твой дом, где давно тебя ждут.
Карандаш порхал в руке Сергея, оставляя неровные линии на листе ватмана, растянутом на большой раме. Краем глаза он отслеживал обстановку вокруг, надеясь, что клиенты его сейчас не потревожат — уж больно хотелось закончить этот фантастический пейзаж, пришедший к нему во сне. Однако когда подошла девушка, попросив нарисовать свой портрет на фоне Исаакиевского собора, художник со вздохом назвал цену, сильно завысив ее в надежде, что клиентка отвяжется. Как ни жаль, она согласилась, и Сергею пришлось прерваться. Он быстрыми штрихами нарисовал требуемый портрет, взял деньги и с облегчением вернулся к прерванному занятию.
— Серега, ты чо? — обратился к нему сосед, тоже художник, Михась, которого коллеги не слишком уважали за жадность и за глаза называли Червонцем. — Всех клиентов распугаешь! Гля, сколько я седня бабла наварил!
Он нежно погладил нетолстую пачку денег и поспешил спрятать ее. Затем добавил:
— Много седня лохов гуляет! Навариться можно.
— Наваривайся, — безразлично пожал плечами Сергей, не испытывая не малейшего желания разговаривать с этим ремесленником, он жаждал вернуться к пейзажу.
— Пошли вечерком пивка хлобыстнем, — предложил Михась. — Я тебя с такой телкой познакомлю! Жопа — во! Сиськи — во! И дает, что главное. Угости, а там веди куда хошь.
— Отвянь, а? — уныло попросил Сергей. — Не видишь, занят.
— Это чо ты за херню-то малюешь? — удивился Михась. — Заказ, что ли?
— Для души! — зло отрезал художник, не отрываясь от картины.
— Ну и дурак! Бабло руби, вот что в жизни главное!
— Это смотря для кого.
Больше на попытки соседа общаться он не реагировал, тем более, что к тому вскоре подошел очередной клиент, и Михасю стало не до разговоров. Сергей всей душой отдался картине, прорисовывая карандашами разного цвета мельчайшие детали. Он уже не думал ни о чем, даже когда его окликнул какой-то иностранец, просто досадливо отмахнулся. Да пусть они все хоть провалятся! Достали!
От окружающего мира Сергея с каждым днем тошнило все сильнее. Отношение людей друг к другу вызывало горестное недоумение, а иногда и омерзение. Он не мог и не хотел так жить, а иначе не получалось, вот и замкнулся в себе, стараясь не обращать внимания на других. Правда, в последнее время что-то изменилось, художник ощутил, что появилась надежда на что-то огромное, совсем непохожее на все, что он видел здесь. Но право на это огромное нужно было еще заслужить. Как он понял это? А черт его знает, но понял. Сергей не знал иного пути, кроме как рисовать — душой, отдавая всего себя. И он начал рисовать так, как даже не пытался раньше.
На ватмане все четче проявлялся зеленый луг, а вдалеке — корявое, раскидистое дерево. В небе горели два разноцветных солнца. Травы были по колено, безграничное поле уходило куда-то далеко за горизонт. А на самой грани видимости стояла тонкая девичья фигурка на фоне дома, который даже издали выглядел уютным, даже сказочным.
Сергей знал, что эта девушка ждет именно его, ждет давно и безнадежно. В какой-то момент художнику показалось, что из картины на него повеял легкий ветерок, зелень луга налилась жизнью, послышался щебет незнакомых птиц, зажурчал невидимый ручеек. И он буквально рванулся в картину, с удивлением ощутив у себя под ногами мягкую зеленую траву.
Михась, закончив рисовать иностранца, обернулся к Сергею, чтобы похвастаться пятьюдесятью долларами, но успел только увидеть, как тот словно проваливается внутрь собственной картины. Подбежав к ней, он уставился на выглядящий живым неземной красоты луг, удаляющуюся по нему к дому мужскую фигуру в черных джинсах и бегущую ему навстречу девичью. В душе Михася внезапно что-то надломилось, он ощутил, что потерял в этот момент нечто настолько важное, что даже слов для описания найти не смог. В отчаянии художник рванулся в картину… и только треск разорванного ватмана в ответ. Картина мгновенно потеряла краски, превратившись в рваный карандашный рисунок.
Но не это заставило Михася с возгласом обиды отшатнуться в сторону. Он ощутил направленную на него едва ли не гадливость, которую можно было сформулировать, наверное, так: «Таким, как ты, здесь не не место!».
— Почему не место?.. — чуть не плача спросил неизвестно у кого он. — Я ж как все! Чем я хуже Сереги?..
Но ответа не получил.
Ты уйдешь, не прощаясь, в тревожный кровавый закат.
Удержать не сумею до более мирной поры.
Только шаг для тебя, только шаг до сияющих врат,
Для меня же захлопнуты двери в иные миры…
Аталь отслеживал энергетические потоки и не переставал изумляться — происходило нечто совершенно невероятное. Да, он кое-что мог и до всех этих событий, но именно кое-что, не более. Но кто-то неизвестный начал срывать печати, запирающие на Земле магию, и она заработала. Кто это сделал? Кто сумел воплотить вековую мечту? Хотел бы он это знать хотя бы для того, чтобы сказать спасибо. Одно только настораживало мага — почему многие из тех, кто до срыва печатей был неплохим энергетом,
