собственного брата. Все, что осталось — это уничтожить морфов и наконец уйти самому, чтобы дух Фиальвана наконец обрел покой.
Но он все же замедлил шаг, а потом и вовсе замер, прислушиваясь. Может быть, по следу уже идет следующий убийца? А может быть, даже двое? Трое? Во всем виноват этот дурацкий кодекс гильдии, или, может быть, их самоуверенность — почему-то охотник казался им легкой добычей…
— Давай остановимся ненадолго, — тяжело выдохнул эльф, — что-то я себя неважно чувствую.
— Да-а, лицо у тебя разве что только не позеленело, — прокомментировала леди Валле, — слушай, а тот эльф не мог в тебя каким-нибудь ядом попасть? Я вот пузырек подобрала, может, у него еще какой был про запас?
Хаэлли равнодушно покрути в пальцах маленькую скляницу с рубиновой жидкостью, вернул ее Ирбис.
— Хорошая вещь, если нужно быстро и легко умереть.
— Ну, мне она без толку, — девушка покачала головой, — я ее выброшу, если ты не против.
— Прибереги для своего лекаря, — буркнул Хаэлли, — может, ты его в таком виде застанешь, что яд станет для него лучшим выходом…
Ирбис поежилась и молча спрятала яд в залитый кровью карман. Проворчала, мол, давай костер разведем и чаю напьемся.
— В последний раз — можно, — вяло заметил Хаэлли. Ему уже не хотелось ничего, кроме полного и бесконечного забвения.
Ирбис развела огонь, установила котелок, плеснула туда воды из наполовину пустого бурдюка. Хаэлли разлегся на траве и стал ждать. Наверное, Ирбис была права: перед битвой нужно набраться сил. Но откуда их взять, если каждое мгновение тебя грызет страшное ощущение допущенной ошибки?
Он, Хаэлли, был слеп — но теперь прозрел.
Он не ходил по земле, а ветром стлался по небу. Потом ему безжалостно обрубили крылья, и пришлось спуститься вниз, туда, где истинная жизнь, а не пустота тренировочных залов Дома. А в истинной жизни все оказались равны — и люди, и эльфы.
— На, держи, — его пальцы автоматически сомкнулись на обжигающе-горячей кружке с травяным чаем.
Ирбис наполнила свою кружку и уселась неподалеку, бросая на него тревожные взгляды.
— Ты не хочешь мне сказать, что такого узнал у того эльфа? — осторожно спросила она.
Нет, он не хотел поделиться с ней своим горем. Если она узнает, это будет означать только одно — бесчестье ляжет на всех без исключения эльфов. Дети Великого леса должны всегда оставаться светлыми в глазах братьев младших.
— Хаэлли, — вдруг спросила девушка, — а ты… ты когда-нибудь любил кого-нибудь?
Глупый вопрос.
— Охотник не может себе этого позволить.
— А почему? — Ирбис не отставала, — разве любить — это плохо?
— Не знаю. Наверное, не плохо, но охотнику это не нужно. Это портит его.
— Не понимаю.
— Что здесь непонятного? — волной поднималось раздражение, — если охотник кого-то любит, его жизнь уже не принадлежит ему. Он будет думать о том, чтобы уцелеть в очередной битве, а это неправильно. Он будет думать о том, чтобы остаться в живых…. Но не из-за страха смерти, а из-за того, что его возлюбленная будет скорбеть. Любящий будет беречь себя для… объекта своей привязанности. Так понятно?
— Понятно, — протянула Ирбис с некоторым разочарованием, — но ведь это значит, Хаэлли, что ты очень одинок?
Эльф едва не подавился чаем. Одинок? Как странно, а ведь он никогда даже не думал об этом. Охотники не одиноки, у них есть Дом. У счастливчиков есть союзники. Когда рядом был Фиальван, он не мог считать себя одиноким. Или все-таки мог?..
Он внимательно посмотрел на умертвие, смакующее чай с таким же наслаждением, как за час до этого — щеку эльфа. Ирбис Валле спокойно, почти с королевским величием ожидала ответа — и он вырвался у Хаэлли быстрее, чем тот успел прикусить язык.
— Я не одинок, Ирбис, потому что до конца моей жизни рядом есть ты.
Умертвия не умеют краснеть, и поэтому леди Валле просто опустила глаза и принялась изучать травяной ковер.
— Как странно слышать это… от тебя, — едва слышно проговорила Ирбис Валле.
— Но это так, — теперь слова легко соскакивали с языка, — мы будем рядом, ты и я, до тех пор, пока мой дух не воссоединится с духами предков. Кроме тебя, у меня больше никого не осталось.
Она вдруг хихикнула.
— А мне казалось, что ты всегда смотрел на людей… э-э-э… несколько свысока.
— А теперь мне приходится задирать голову, — огрызнулся Хаэлли, — и довольно об этом, моя дражайшая леди Валле. Не забывай, что я могу и язык тебе подкоротить.
— Без пальцев останешься, — парировала Ирбис и рассмеялась, — я выяснила, что у меня очень острые и крепкие зубы. Такие, какие и положено иметь умертвию.
Однако, невзирая ни на что, настроение улучшилось.
Лес вокруг был великолепен, играл всеми оттенками малахита. Над головой дрались сойки, и запах дыма смешивался с густым ароматом сырой земли.
***
Хороший охотник не должен принадлежать никому, даже себе. Вот почему охотнику не нужны привязанности — исключая, конечно, священный союз с другим воином дома. Любая привязанность есть источник мыслей, как хороших, так и дурных, а любые мысли — не что иное, как источник неудач.
Много лет назад, слушая лекции мастеров Дома, Хаэлли не понимал истинного смысла всего услышанного. Теперь — понял. Темные, неуместные думы о Риальвэ не желали отпускать даже перед страшным ликом приграничья, когда настоящему охотнику полагается думать только о том, как будет сражен враг. Эльф гнал прочь раздумья; выметал их, как палую листву — но они все равно возвращались, раз за разом, настойчиво кружа вокруг.
Наверное, это простительно, мысленно оправдывался эльф, — простительно думать перед лицом опасности о своем младшем брате, который оказался ровней мяснику Брикку. Нет, — шелестела его вторая половина души, — ты воин, ты охотник, и должен уметь перешагнуть через всю эту грязь, чтобы победить. Фиальван предпочитал помалкивать: судя по всему, его вполне удовлетворяла роль наблюдателя среди душевных терзаний Хаэлли.
И тем временем они с каждым часом, с каждой минутой приближались к месту, где прогнулась сфера этого мира, впуская под это солнце огрызок чужого неба.
Хаэлли ничуть не удивился, увидев перед собой серое и мутное нечто, консистенцией напоминающее заливное. Область, продавленная чужим миром, оказалась не велика, но и не мала — шагов двадцать в поперечнике. Она возвышалась пологой горой над лесом, и там, где ветви деревьев окунались в серую муть, вился едва заметный дымок. Хаэлли покосился на свою спутницу: Ирбис Валле рассматривала приграничье с нескрываемым интересом, но без страха. Хотя, может быть, просто виду не подала. Потом она осторожно тронула Хаэлли за локоть.
— А если я туда просто войду?
— Попробуй, — он пожал плечами.
Ирбис в самом деле попробовала — ткнула пальцем в гигантское «заливное». Оно спружинило, выталкивая тонкий девичий пальчик обратно. Хаэлли вздохнул, опустил сумку на землю и занялся подготовкой входа.
Тут бы, конечно, оказалась бы бесценной книга с рунами, но ее сжег Брикк. Это не напугало Хаэлли: нужные руны, их взаимное расположение он и так знал. Книга незаменима только когда нужно составить какую-нибудь принципиально новую комбинацию, а так — приграничье есть приграничье.
Сверяясь со сторонами света, эльф нанес разметку, прочерчивая в дерне глубокие борозды. Затем, уже совсем не торопясь, вывел положенные к случаю руны, комбинация которых вкупе с силой Великого
