наполненный гелием воздушный шар — заказываю себе и моим друзьям по рюмке водки и по соку. Потом еще и еще. Я очень ценю тех, кто умеет дарить чувство легкости. Мне даже порой кажется, мне не надо, чтобы меня любили — лишь бы не отнимали посещающее порой божественное чувство, что земного притяжения больше нет, чтобы не подрезали крылья. А может, настоящая любовь — это как раз дарить радость полета?
Проходит какое-то время. Кто-то мягко кладет руку мне на плечо. Это Лена.
— Я вернулась! — кричит. — Тебе весело?
— Да, очень! Но мне будет еще веселей, если мы рванем куда-нибудь!
— Я не против! Но только не ко мне — у меня в подъезде видеонаблюдение.
— Брось, кому придет в голову просматривать все эти кассеты, если, конечно, в твоем подъезде сегодня никого не грохнут. Я, по крайней мере, не собираюсь…
— Давай лучше к тебе! В район Серебряного бора, — дает она понять, что знает, где живу.
Оставив джип на набережной, ловлю такси. И через одно лишь мгновение оказываемся у меня. Дальше много пробелов. Помню, когда надел резинку, она сказала, что это преждевременно. Точнее, я запомнил одно лишь слово «ПРЕЖДЕВРЕМЕННО» на фоне гудящей светящейся мглы, и благодаря этому слову вспомнил про резинку… Что еще было в этой мгле помимо резинки — не помню! Думаю, долгое время мы молчали, иначе я бы запомнил еще какое-нибудь слово и благодаря нему еще что-нибудь вспомнил… Фрагментарно помню секс — в спальне, в комнате, в кабинете, в ванной. Но подробностей — Ноль! Когда ближе к утру секса стало меньше и пошли разговоры — это я помню! Я не плохо запоминаю разговоры, любые разговоры на любые темы — можно сказать, это мой конек…
…— Ты переспал со всеми! — говорит Лена, имея в виду Альбину и Юлю. Она говорит это так, словно тронута моим поступком, словно я сделал это ради нее.
— Ну, Юля, например, не мой человек, — говорю, с трудом собирая буквы в слова. — К мужчинам она относится, как к бизнесу. Я с ней общаюсь только потому, что мне интересно, как и когда все закончится.
— Не правда, ты ее любишь.
— Глупости!
— Или любил. Она мне показывала стихи, что ты для нее написал.
— Вот как? А кто ей сказал, что эти стихи я написал именно для нее?
— А еще, когда у вас только началось, она мне рассказала, что вы заехали в магазин, и ты не стал за нее платить. Она сказала: «У него нет денег…» И Альбина тоже про тебя много рассказала…
— Например?
— Что редко кончала с тобой.
— Ого! Она так и сказала?
— Она сказала, что ты не любил заниматься этим долго, все куда-то торопился, убегал… И никогда не оставлял ее на ночь, а ей хотелось, чтобы было долго и до утра…
— Знаешь, приятно узнать, что Альбина хотя бы иногда со мной кончала… Благодарю Господа, если вообще КТО-ТО КОГДА-ТО КОНЧИЛ СО МНОЙ ХОТЬ РАЗ!..
— Прекрати, глупый, я совсем не это имела в виду…
Еще помню, как в какой-то момент прозвучал сакраментальный вопрос:
— Ты случайно сейчас не в меня кончил…?!
И помню, ответить точно не смог. На всякий случай взял ее за руку, отвел в ванну, свинтил головку смесителя, вручил шланг:
— Вот! Это тебе. Знаешь, как пользоваться?
Помню, когда она вышла из душа, я ей сказал:
— Все, тебе пора.
А она сказала:
— Я полчасика еще у тебя побуду. И сразу поеду на маникюр. У меня назначено на двенадцать. Сейчас уезжать — не туда, ни сюда.
А я ей сказал:
— Тогда иди в спальню, отдыхай. А я тут…
И мгновенно вырубился на диванчике. Удивительно, как я запомнил свои последние слова. А может, они были и не последние. То есть, я еще что-то говорил, но запомнил только их.
…Три часа дня. Прихожу в себя. Не просыпаюсь, а именно прихожу. Сон был похож на обморок. На хмельной туман. На полет на кукурузнике в грозу. Я никогда не летал на кукурузнике в грозу. Но на кукурузнике я летал, когда работал на Архангельском областном радио. Хватало получаса, чтобы «почувствовать себя счастливым»…
Не сразу могу сообразить, где, я. Лежу на диванчике в гостиной, прикрытый одеялом. Понимаю — это Лена меня прикрыла. Какая хорошая девочка! Уже и не вспомню, когда кто-нибудь меня вот так прикрывал одеялом, чтобы я не замерз. А я всегда прикрывал, сколько себя помню — не люблю, когда кто-то рядом мерзнет во сне…
Встаю, покачиваясь, брожу по квартире. В прихожей, в кармане куртки, пикает телефон. СМС пришла пару часов назад. «Уехала. Не хотела будить. Мне было очень хорошо. Рискнула оставить дверь незапертой. Но ты же везучий…:) Нежно целую!»
Чуть позже написал ей.
— Как самочувствие?
— Отличное! Наелась сладкого…:) Надо повторииить… Как ты?
— Обязательно! Меня штормит…
Звоню Чернову. Заезжает за мной на такси, катим на набережную за моим джипом.
— Ты давно видел Светку? — вдруг спрашивает ни с того ни с сего по дороге.
— Почему ты спросил?
— Не могу понять ваших отношений.
— А зачем тебе понимать?
— Волнуюсь за тебя.
— Не стоит. Она замужем. Все в прошлом. У меня теперь другие.
— В том то-то и дело. Их стало слишком много. Ты никогда не был бабником, старик…
— Я и сейчас не бабник — не так уж много я сплю с женщинами. Я сачкую. Всякий раз, когда есть возможность, я сачкую…
— Поговори с ней. Ведь прошло столько времени.
— Прошло слишком много времени. Меня больше волнуют эти тучи. Они так низко. Не было бы к вечеру тумана — мне же лететь…
…Как я и предвидел, самолет летит в тумане. Хорошо еще, что вообще летит — могли бы и задержать неизвестно, на сколько… А еще туман как будто внутри меня, он клубится в мозгах, все усложняя — в тумане всегда все кажется сложнее, чем ясным солнечным днем…
«Почему он спросил о Светке? — думаю, вжавшись в кресло бизнес-класса и залпом осушив пару стаканов минералки. — Никогда не спрашивал, а тут спросил. Он знает, что я с ней иногда встречаюсь. И знает, что это не из-за секса — мы можем месяцами обходиться без секса, а только выпивать и разговаривать. Почему я не догадался спросить, как давно видел ее он сам? Хотя, зачем мне это — ну, видел и видел — какая разница? А может он знает что-то, чего не знаю я? А что он может знать? Ну, например…?»
Лида Колесник
…У Лиды Колесник волосы собраны на затылке в пучок, губы ярко накрашены. Пухлые, чувственные
