губы, наиважнейшая часть ее лица, да, и любого женского лица, из-за собранных на затылке волос еще больше притягивают мое внимание. Иногда мне кажется, выражение «глаза — зеркало души» безнадежно устарело и теперь зеркалом души у девушек являются не глаза, а губы! Ну, что ж, я люблю красивые губы, по мне, пусть будут хотя бы губы, чем вообще ничего… Это не относится к Лиде — у нее есть все, что нужно, по крайней мере, при поверхностном осмотре…
— Ну, и что ты мне покажешь дома? — спрашивает она, пока переставляют свет. Вопрос Лиды не случаен — пару недель назад, я послал ей СМС с приглашением в гости. В качестве главного аргумента там фигурировало многозначительное «мне есть, что тебе показать». Лида не приехала, но на всякий случай оставила дверь в мою жизнь приоткрытой, вежливо просунув в образовавшуюся на миг щель фиксатор в виде интеллигентного «как-нибудь в другой раз обязательно, дорогой…»
— Покажу тебе сцены, где ты меня соблазняешь и подкидываешь наркотики, — говорю. — Бери бутылку коньяка и приезжай в гости.
— О, как здорово! — воодушевленно кивает. — Я обязательно приеду! Обязательно!
Смотрю на Лиду с недоверием. Как-то слишком решительно согласилась. Как будто это само собой разумеется — приезжать в гости к парням с коньяком, и по-другому просто не бывает.
— Коньяк я купил, — сообщаю для большей убедительности. — Просто приезжай. А ты, кстати, что пьешь? Может, мне еще что-нибудь купить?
— О, разное… — отвечает весело. Видимо, это означает: «Пью все, только наливай!». — Я могу приехать с апельсинами. Ты пил коньяк с апельсинами?
…Однозначно от Лиды исходит что-то, от чего я столько раз сходил с ума, и к чему теперь стараюсь не приближаться слишком близко… Как я ошибался, когда думал, что с годами стану спокойнее! Не стал. Разве, что немного опытнее — умею держаться на расстоянии, чтобы не вспыхнуть и не сгореть — я же все еще такой пожароопасный!
Когда снимают мои крупные планы, и она за кадром, я не смотрю ей в глаза, смотрю ближе к камере.
— Тебе как удобнее, работать со мной или без меня? — спрашивает, заметив это. — Мне садиться ближе к камере или наоборот?
«Делай что хочешь, милая, садись, куда угодно, только не уходи! — хочется шепнуть. — Будь где-то поблизости! Просто будь…»
Кукла Вуду
Из Москвы прилетела отдохнувшая Яна Носова. Утром она меня подколола:
— Ты знаешь, Алексей, в мое отсутствие на площадке что-то изменилось, между тобой и Володей теперь какие-то странные новые отношения, какая-то почти магическая связь! Наверное, ты тут колдуешь? Сделал восковую куклу режиссера и по вечерам пронзаешь ее иглами.
— Сахарными иглами, — пошутил я.
Яна повторила Володе шутку о кукле Вуду.
— А я не возражаю, — сказал он. — Ты, Яна Носова, тоже можешь сделать мою куклу и пронзать ее иголками, сколько душе угодно. Главное, чтобы я, наконец, начал восхищаться твоей игрой…
И весь этот день Володя время от времени изображал зомби, предлагал обойтись в наших с Яной двойных сценах без ее крупных планов, чтобы не отвлекать внимание зрителей от моей игры, или снять вместо крупного плана ее лица, затылок, или снять ее крупный план через мой зрачок…
Я тоже развил тему и, когда объявили обед, вошел в ее вагончик со словами:
— Ты обедать здесь будешь, милая?
— Да, а ты?
— Еду к Володе домой, он пригласил. Ольга — его жена — приготовила нам обед. На двоих…
— Нет, это Володя сделал твою куклу и приколдовал тебя, — сказала Яна.
— Да, именно так, — говорю. — И я решил весь свой гонорар на этом проекте вложить в следующий проект Володи. И, кстати, очень хочу, чтобы в главной роли снималась Яна Носова — ты, случайно, меня не приколдовала?
Так странно — мы отработали с Яной четыре месяца, играли любовь и, казалось бы — должны были сблизиться, а на самом деле получилось наоборот. Мы нормально общаемся вне кадра, обмениваемся новостями, шутим. И в кадре делаем вместе не плохие сцены. Но я чувствую, как Яна все дальше уходит от меня. Я всегда чувствую, когда кто-то удаляется, как бы он ни пытался это скрыть. Меня в этом не обмануть…
Еще утром, когда мы встретились на гриме, я сказал Яне:
— Слушай, какая у нас после обеда сцена трудная, да?
— Ты какую сцену имеешь в виду? — не поняла Яна.
— Ну, как… На автовокзале.
— А что в ней трудного — около двух минут всего. И не так много текста…
— Но это же примирение Родиона и Натальи! Родион поверил, что Наталья его предала, и решил навсегда уехать. Он принял окончательное решение, понимаешь! Извини, но
Это целиком и полностью сцена Яны, ее заглавная партия. Наталья здесь должна предстать такой, какой ее еще не видели.
Я представлял это так:
…Идет посадка в автобус. Родион и Пятница с билетами у дверей. Вдруг останавливается такси, выскакивает Наталья, бросается к Родиону, кричит в слезах.
— Ты никуда не поедешь! Не поедешь, слышишь?!
— Отойди… — Родион отстраняет ее, поворачивается спиной, угрюмо идет к дверям. И тогда Наталья неловко бьет его в спину кулачками, как будто в глухую дверь стучится, беспомощно и трогательно, как только умеют любящие женщины, кричит:
— Ну, и уезжай! Езжай куда хочешь… Катись! Не могу больше… Всю душу ты мне истерзал! Как заноза в сердце… Что же мне делать, господи? Как мне забыть его? Как…
Камера разворачивается и видит рядом Родиона. Его глаза, полные боли, тоски, обиды, любви, надежды. Он берет Наталью в охапку, прижимает к груди. Все на свете можно преодолеть, если любишь по-настоящему, а не на словах. Дело только во времени. И в крепости твоего сердца…
Для того, чтобы Родион вернулся, чтобы случился такой финал, Яне надо показать, что Наталья не снежная королева. Просто жизнь приучила ее быть снежной королевой, скрывать чувства…
Если так сыграть сцену — роль в кармане! Потом можно быть любой.
Но Яне не нравится текст.
— Володь, давай сократим, — просит. — Или как-то переделаем? Ну, что это — «Как заноза в сердце…»? А «Душу истерзал…» — тебе это нравится?
Володя нервничает. Через сорок минут свет уйдет, а площадка не готова.
— Так нельзя работать! — возмущается. — Сложнейшая сцена! Почему в конце дня? Я не сниму ее сегодня!
Оператор предлагает снять со стедикама, одним планом. Мы с Яной проходим текст. Неудобные с ее точки зрения реплики выкидываем. Времени на подробный разбор и репетиции нет.
Начинаем снимать. Убеждая Родиона остаться, Наталья такая, какой ее уже не раз видел зритель на протяжении прошедших серий — взволнованная, эмоциональная, искренняя, текут слезы… Да, текут, но и в других сценах они у нее точно так же текли — Яна здорово умеет в кадре плакать, мы это давно заметили. Температура этого всего — 37.6, максимум 38.5. А по-моему, должно быть 40, или какая там верхняя допустимая граница, после которой взрывается мозг?! При ее градусе оправдать возвращение Родиона можно лишь тем, что Родион безумно любит Наталью, и ему лишь нужен повод, чтобы остаться. И Наталья великодушно этот повод дает…
