Однако в последней отчаянной попытке удержать беглецов кто-то из шустрых Глебовых воев, изловчась, все-таки рубанул ожского князя по левому предплечью.
Константин, охнув, чуть не рухнул со своего жеребца, но, поддерживаемый Епифаном, сумел сохранить равновесие, устремившись прочь от этого проклятого места. Головню он каким-то чудом так и не выронил из правой руки.
Так вдевятером и уходили они от погони, время от времени огрызаясь стрелами. Но вслед за ними устремилось уж очень много Глебовых дружинников — не менее полусотни.
Вот тогда-то показала себя во всей своей красе совместная работа Миньки и ожских кузнецов.
Первую, пусть и допотопную, но тем не менее самую настоящую лимонку Константин, передав головню Епифану и с трудом запалив фитиль, кинул совсем недалеко.
Тем не менее все получилось как нельзя удачно, будто так и задумывалось заранее, и грохнула она именно в тот момент, когда оказалась уже в самой гуще погони.
Вторую, по княжескому повелению, метал уже сам Епифан, и тоже получилось хорошо, поскольку из- за сумятицы, вызванной первым взрывом, погоня несколько отстала, и если бы не могучий бросок стременного, то граната не долетела бы по предназначенному адресу.
Третья же, которую Епифан метнул чуточку позже чем следовало, бабахнула вообще в воздухе, осыпая смертоносными осколками и людей, и животных.
Дико ржали окровавленные кони, катаясь по луговой траве, жалобно стонали люди…
Непонятное всегда страшит, и поэтому уже после второго взрыва преследователи в растерянности застыли на месте, оторопев от невиданного зрелища: гром среди ясного безоблачного неба, яма, неведомо откуда взявшаяся в земле, из которой черной тучей выплеснулся удушливый дым, а главное — болезненные раны, нанесенные невидимой могучей рукой, причем как людям, так и коням.
После третьего грома, рванувшего на сей раз над головами, началась паника.
Те, кто еще остался в седлах, неистово нахлестывая лошадей, бросились назад, не обращая внимания на стоны раненых товарищей, лежавших на земле. Следом за ними, почти не отставая от всадников, бежали те, чьи кони были ранены и беспомощно катались по траве.
У преследуемых тоже не обошлось без потерь.
Из четырех дружинников, увязавшихся вместе с беглецами, в живых остался лишь Афонька — остальных сбили метко пущенными стрелами.
Одна торчала и в плече Изибора, но тот сумел удержаться в седле. А вот Козлик оказался не столь удачлив. Прикрывая княжий отход, он скакал самым последним, и сразу три стрелы вонзились ему в спину в самом начале бешеной скачки.
— Ежели до той дубравы доскачем, — прохрипел, задыхаясь, Епифан, указывая на темнеющую на горизонте полоску, — то, считай, спаслись. Эй, держись, княже! — успел он подхватить Константина, теряющего сознание и медленно сползающего со своего коня.
— Руку, руку ему перетяни, — слышал он в полузабытьи раздававшийся откуда-то издалека голос Гремислава.
В ушах шумело, кровавая пелена прочно закрыла все перед его глазами, и последнее, что ощутил Костя, это ослепительную вспышку боли в левом плече.
«Странно, — еще успел удивиться он. — То не болело, не болело — и вдруг на тебе».
Но боль была кратковременной, а потом ему стало так легко, покойно, как в раннем детстве, в безоблачных снах, когда он летал над своим городом, паря где-то там, под облаками.
Константин даже хотел крикнуть что-то веселое, но решил, что это ни к чему, да и вообще все на свете не столь уж важно по сравнению с этим полетом куда-то ввысь, от которого так захватывает сердце и которым так наслаждается душа.
И мало оному слуге диавола козней показалося, и удумал он вовсе греховное, уподобя себя Каину гнусному и собраша братию всю свою на совет близ села Исады.
И бысть тамо Изяслав Володимерович, Кир-Михаил, сын Всеволода, а тако же Ростислав и Святослав Святославичи, да ищо Глеб, Роман, Олег, Юрий и Ингварь, кои все Игоревичи. И великий князь Резанский Глеб Володимерович тож приехавши.
И позваша Константин иуда всех в шатер на пир честной и учали все пити с веселию. Константин же мечом учал сечь князей и бояр их тако же.
Глеб же Резанский воззваша к дружине верной, и, глас княжий услыхав, пришед они на подмогу. Но о ту пору токмо он един живот свой сохраниша от Каина злобнаго прозванием Константин.
Одначе, видя слабость воев своих, бежати удумал князь оный, а диавол ему в помощь молоньи с неба кидаша без счета и тех, кто в погоню поиде за ими, убиваша без жалости.
И удумал князь Глеб Володимерович порешить всех братьев и собрал их всех на совет близ села Исады и пировать усадил, а после меч свой иудин досташа и учал всех бити нещадно.
И лишь един князь Константин богом спасен бысть. И послаша господь Илию-пророка, и сей слуга божий, посланный всевышним в подмогу ко князю, учал молоньи метати в Глебовых слуг, и громом небесным поражати их, и спасеша князя.
До сих пор трудно ответить на вопрос, что именно произошло под Исадами в тот день.
Летописи крайне противоречивы и виновниками случившегося называют совершенно разных князей, причем одни — Константина, а другие — его брата Глеба.
Однако известные исторические факты говорят против обеих версий.
Константин был не настолько глуп, дабы пытаться совершить такое злодеяние всего с частью дружины, причем далеко не самой лучшей, — остальные, включая викингов, вместе с Ратьшей осуществляли набег на активизировавшуюся мордву.
Глебу же это было и вовсе ни к чему — он и так был самым главным князем и сидел в стольной Рязани.
Скорее всего, никаких злодейских умыслов не было вовсе. Просто на пиру возникла пьяная ссора, слово за слово, сцепились несколько князей, зазвенели мечи, буйные нравы потребовали крови обидчиков, ну а результат известен — все погибли, кроме Глеба и Константина, которые, судя по всему, сражались по разные стороны, иначе Глеб не послал бы погоню за братом.
На счастье Константина разразилась страшная гроза, мечи и кольчуги Глебовых ратников превосходно притягивали удары молний, а Константиновы вои, скорее всего, удирали налегке.
Поэтому, потеряв несколько человек и испугавшись «божьего» гнева, погоня вернулась ни с чем.
Глава 10
Чужие долги
