свой рост. Сейчас увидим. Звонка, конечно, не было, я постучал костяшкой пальца в дверь.
— Сейчас иду! — ответил из глубины квартиры сиплый голос. К двери кто-то подошел, вытащил из нее пробку, и в отверстии появился глаз. — Чего тебе? — внимательно разглядывая мою персону в темном подъезде, спросил человек за дверью.
— Генка Дудник нужен, — сказал я.
— Ну я Дудник, — изрек хозяин квартиры, и глаз, мигнув, выжидающе уставился на меня.
— Я от Аспирина пришел, — слегка приблатненным голосом сообщил я. — Хочу в шашки поиграть.
— А-а, ну-ну! — глаз исчез, и Генка загремел замком. — Что-то я тебя раньше никогда не видел.
— А я залетный. Решил покатать. Мне кореша посоветовали к тебе обратиться.
Дудник наконец справился с капризным замком и растворил дверь. Нет, не карлик, нормальный мужик, примерно метр семьдесят пять ростом, худощавый, длинноносый, с рыскающим взглядом и темной со щербинками кожей на лице.
— Ну проходи, проходи, — впуская меня в прихожую с горевшей на голом проводе лампочкой, изрек Генка. — Гостем будешь.
— Компания-то для меня, чай, найдется? — поинтересовался я, оглядываясь. Куртку решил не снимать. Контингент здесь собирается известный, живо к куртке ноги приделают. В квартире Санька один раз уж чуть было не раздели.
— Найдется, найдется, — закивал Дудник. — Проходи.
Следом за хозяином я вошел в зал. Не буду долго описывать квартиру Дудника, ибо от квартиры Давыдкина Санька она мало чем отличалась — такая же пустая, с голыми стенами. Впрочем, мебель кое- какая была: в одном углу стоял допотопный шкаф, в другом — не менее допотопная железная кровать, а у стены был выложен из кирпича декоративный камин, на котором стоял импортный унитаз с торчавшим из него букетом искусственных цветов. Следующая комната, куда мы вошли, была чуть богаче. В ней находился старенький телевизор, на стене висел ковер, на полу лежал палас, стоял столик на коротких ножках, вокруг него были расстелены матрасы, на которых валялись подушки. Генка не соврал: в квартире действительно находилась братва. В комнате на полу сидели трое мужиков и играли в карты. Один был плотный мужчина лет пятидесяти, с солидным брюшком, кривой физиономией, с торчащим на ней большим, похожим на набалдашник, носом. Другой — курчавый, смуглый, за сорок лет, злой с виду; третий — крепкого телосложения, лет тридцати. При моем появлении все трое уставились на меня изучающими взглядами.
— Вот залетный к нам на огонек заскочил, покатать хочет, — с неким подобострастием сказал Генка и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.
В комнате установилась тишина. Я почувствовал себя неуютно под колючими взглядами. Чтобы троица не заметила, что я робею, я напустил на себя развязный вид и заявил:
— Привет, мужики! Разрешите? — и, не дожидаясь приглашения, скинул туфли, куртку и уселся на матрасе. — Познакомимся?
Продолжая разглядывать меня, кривой спросил:
— Кто такой?
— Игорек я, — признался я и, вспомнив свое детское прозвище, добавил: — Глад мое погоняло.
Мужик взял со стола карты и принялся тасовать их.
— И откуда же ты будешь, Глад?
Поскольку кривой был здесь явным авторитетом, ибо говорил только он, а остальные почтительно помалкивали, я обращался исключительно к нему.
— Из далеких мест, дядя. Недавно откинулся.
Мужик взглянул на меня заинтересованно.
— И где же ты зону топтал, сынок?
Я глупо ощерился:
— Где зону топтал, там уж следов моих не осталось. Я по делам в вашем городе, дядя, а потому, чем меньше вы обо мне будете знать, тем лучше. Как мне вас величать?
— Мне понятна твоя позиция, парень, — сказал мужик с претензией на светский тон. — А потому мы тоже останемся для тебя инкогнито. Зови меня Семеном, его вон, — кивок на большеголового, — Артемом зовут, а этого, — он указал на смуглого, — Ахмат.
— Привет, кореша!
— Здорово, здорово, — ответили те нестройно.
Ахмат хотел что-то еще добавить, но в этот момент дверь отворилась, в комнату вошел Дудник, и мужчина замолчал. В руках у Гены был поднос, на котором стояли чайник, чашки и тарелка с печеньем и конфетами. Поставив поднос на стол, хозяин квартиры удалился. Компания приняла появление Дудника в качестве официанта как должное.
— А почему Генка с нами за стол не садится? — спросил я, когда дверь за Дудником закрылась.
Сверкнув золотыми коронками, Ахмат усмехнулся. Он взял с подноса чайник и, не спеша наливая в чашку чай, с акцентом ответил:
— Шестерка он. Его дело условия для игры обеспечить да обслуживать катал.
— Между прочим, Дудник — бывший мент, — заявил кривой. Он отложил колоду карт, принял из рук Ахмата чашку с чаем и, очевидно, намериваясь поболтать, удобно откинулся на лежавшую у стены подушку. — Хата у него когда-то до отказа барахлом была забита. Матушка у него этажом выше живет. Крутая баба. Обеспечивала и Генку, и его семью. Да забухал мужик. Из органов поперли, жена ушла. Спустил все барахло, а потом и мать от него отказалась. Вот и перебивается Генка сейчас тем, что сдает хату каталам да прислуживает им. Что, Глад, — Семен улыбнулся одной стороной лица, — лизал ли когда- нибудь тебе мент подметки?
— Нет, — честно признался я. — Но всегда мечтал.
— Ну вот, теперь твоя мечта сбылась, — хохотнул кривой. Отхлебнув чаю, он поставил чашку на стол и вновь взялся за карты. Одним движением руки веером раскинул их на столе, затем взял верхнюю карту, подцепил ею нижнюю и провел картой над колодой так, что карты одна за другой встали на ребро и перевернулись на противоположную сторону. Проделав этот трюк еще несколько раз, кривой ловко собрал карты в стопку и спросил: — Ну, Глад, во что играть будем? В очко? В буру?
Терпеть не могу играть в карты. Иной раз, правда, чтобы поддержать компанию, могу перекинуться в «подкидного», но чтобы на «интерес» — никогда!
— Я не играю в карты, — заявил я. — У меня к вам, мужики, дело.
В комнате стало так тихо, что я услышал, как в соседней комнате Дудник, очевидно, читавший книгу или журнал, перевернул страницу. Целую минуту длилось молчание, затем кривой хмуро спросил:
— Какое дело?
— Мне нужно знать, играл ли несколько дней назад в этой квартире в карты один человек.
— О-ба-на! — неожиданно со злой иронией воскликнул Семен и зыркнул на своих приятелей: — Ну-ка, ребятки, хватайте его! Кажись, стукача поймали!
— Но-но! — рявкнул я и, в свою очередь зыркнув на дернувшихся было ко мне мужиков, сделал вид, будто потянулся к заднему карману за ножом. — Сидеть! Я парень буйный, могу и изуродовать. — А когда Ахмат и Артем в напряженных позах замерли, с угрозой сказал кривому: — А за стукача, папаша, ответить можешь. Я не фрайер голимый, а честный вор и никогда стукачом не был. А пришел я к вам, как к «своим», за помощью. — В горле у меня пересохло, я сделал глоток чаю и поставил чашку на стол. Поскольку публика помалкивала, ожидая, что я еще скажу, продолжил: — Я с корефанами в вашем городе дело одно провернул, большие башли взял, да один из подельников моих скрысятничал, спер бабки. Кто — понятия не имею. Вот я и хочу узнать, кто, где был в тот момент, когда бабки пропали. Ну как, поможете вычислить крысу?
Кривой долго в упор смотрел на меня, отхлебывая чай, не говоря ни да, ни нет, но я уже понял, что он верит мне.
— Послушай, браток, — сказал он, слегка склонив голову набок, — а ты случайно не Арго? Слыхал я, объявился в наших краях такой мужик. Отчаянный малый, говорят.
Я укоризненно взглянул на Семена.
— Мы же договаривались, папаша, никаких имен. Для вас я Глад, залетный парень. — Говорил я
