не желает признавать брак. Конечно, если он передаст дело в суд, быть может, решение будет принято в его пользу, но утверждать это наверняка я не могу. Доказательств у него нет — он может только подтвердить свои слова под присягой. Если же его жене вздумается, однако, утверждать противное и тоже под присягой, то обыкновенно дело решается в пользу женщины, а не мужчины.
Клеверинг встал и попросил меня составить бумагу, в которой подтверждалось бы, что при известных условиях брак должен быть признан законным. Подобная бумага успокоит его приятеля, поскольку он знает, что ни один порядочный адвокат не согласится дать заключение по делу, не соответствующее закону.
Подобная просьба показалась мне настолько естественной, что я тотчас написал бумагу, которую и передал гостю. Он прочитал ее и сделал какие-то отметки у себя в записной книжечке. Потом, обращаясь ко мне, с заметным волнением произнес:
–?Хочу дать вам один совет, мистер Рэймонд. Если когда-нибудь вам случится предложить руку и сердце какой-нибудь барышне, то не ограничивайтесь тем, что добьетесь ее согласия, а узнайте сначала, действительно ли она свободна. Иначе может случиться, что она уже замужем, как та американка, про которую я вам рассказал.
Он произнес эти слова с расстановкой, глядя мне прямо в глаза, затем поклонился и быстро вышел из комнаты. Я стоял, словно пораженный молнией. Что он хотел этим сказать? Неужели Элеонора уже замужем? И за этим субъектом? Нет-нет! Все что угодно, только не это!
Я пытался оттолкнуть от себя эту мысль, но она не выходила у меня из головы. Наконец, я не выдержал, схватил шляпу и бросился на улицу, чтобы догнать Клеверинга и спросить, что значат его слова; но на улице его уже не было. Немного постояв, я вернулся к себе в контору.
В пять часов я отправился в Гофман-хаус. К своему величайшему изумлению, там я узнал, что Клеверинг отбыл на пароходе, отправлявшемся в Ливерпуль. Его визит ко мне был, вероятно, последним перед отъездом. Сначала я не хотел этому верить, но затем отыскал кучера и узнал, что он действительно отвез Клеверинга прямо из нашей конторы на пристань.
Мне стало стыдно за свою недальновидность. Почти целый час я говорил с человеком, которого имел полное основание подозревать в убийстве, и преспокойно отпустил его, хотя без особых затруднений мог арестовать.
Глава XX
Трумен! Трумен! Трумен!
Пробило шесть часов. В это время ко мне должен был явиться Харвелл, и я, конечно, не мог пропустить столь важного свидания. Я послал Грайсу телеграмму с уведомлением, что вечером навещу его, затем отправился домой. Харвелл, как оказалось, уже меня ждал. Что же он мне скажет? Эта мысль вызывала у меня волнение, которое я с трудом скрывал, тем не менее я любезно поприветствовал секретаря и попросил сообщить мне все, что он знает.
Но выяснилось, что рассказывать ему нечего. Он, дескать, пришел извиниться по поводу слов, сказанных им в минуту сильного возбуждения: доказать их он не может, поскольку они вырвались у него совершенно случайно.
–?Но послушайте, — воскликнул я, — ведь были же у вас какие-то причины для такого обвинения? Иначе можно предположить, что вы сошли с ума!
Он мрачно сдвинул брови и произнес:
–?Напрасно вы так думаете. Когда человека что-нибудь очень сильно поражает, он не властен над своими словами и действиями, но это еще не доказывает, что он сошел сума.
–?Но чем же вы были так поражены? По всей вероятности, Клеверинга вы уже знали, иначе его появление не произвело бы на вас такого впечатления.
Харвелл нервно поводил пальцами по спинке кресла, рядом с которым стоял, но ничего не ответил.
–?Сядьте, — сказал я повелительным тоном. — Это важный вопрос, который мы должны обсудить детально. Вы что-то знаете, и во имя закона я требую, чтобы вы сообщили мне все, что вам известно.
–?Вы ошибаетесь, — процедил он сквозь зубы, — я ничего не знаю. У меня могут быть подозрения, но на основании одних только подозрений я не могу возводить страшное обвинение на человека, вполне возможно, ни в чем не повинного.
–?Но в моем присутствии вы обвинили мистера Клеверинга в убийстве, следовательно, я имею право требовать, чтобы вы сказали, на основании каких подозрений возвели на него это ужасное обвинение.
–?Мне очень жаль, — сказал он уже спокойнее, — но я вижу, что придется исполнить ваше желание и рассказать все, что приходило мне в голову.
–?Значит, до сих пор вас удерживала от этого только мысль, что человек, которого вы подозреваете, может оказаться невиновным?
–?Да, это, а также то, что доказательств у меня нет.
–?Об этом предоставьте судить мне.
–?Мистер Рэймонд, — заговорил Харвелл нерешительно, — вы прекрасный адвокат и человек, по всей вероятности, практичный и трезвый, вам вряд ли когда-нибудь случалось чувствовать в воздухе приближающуюся опасность, вряд ли вам казалось, что в ночной тиши вас подстерегает какой-то невидимый враг…
Я покачал головой, поскольку пока не мог его понять.
–?В таком случае вы не можете даже представить, что я пережил за последние три недели, — проговорил он отрешенно.
–?Простите, — заметил я, — если я никогда и не испытывал ничего подобного сам, это еще не значит, что я не могу понять вас.
–?Если так, то вы не будете смеяться над тем, что я вам скажу. Накануне смерти мистера Левенворта я видел во сне всю сцену его убийства. Я видел, как его убили, как… — голос его прервался, затем он проговорил чуть слышно: — Я видел даже лицо убийцы.
Я невольно вздрогнул и спросил:
–?И это был?..
–?Это был тот человек, которого я обвинил в убийстве старика только на основании своего сна.
–?Расскажите мне ваш сон, — попросил я своего гостя.
–?Это произошло накануне убийства, — начал он дрожащим голосом, — я в тот вечер лег спать в самом светлом настроении, поскольку днем мне было сказано несколько приветливых, ласковых слов, которые я так редко слышу при своем скромном положении домашнего секретаря. Я тотчас заснул сладким сном. Вдруг услышал, как кто-то зовет меня: «Трумен! Трумен! Трумен!» Я приподнялся на постели и увидел перед собой женщину. Лицо ее было мне не знакомо, но я и теперь могу описать его в мельчайших подробностях. Она смотрела на меня испуганным, умоляющим взглядом, но уста ее были сомкнуты. Как бы под влиянием немой мольбы я встал с постели. В ту же минуту видение исчезло, но зато мне послышался внизу в коридоре какой-то шум. И вот я увидел — все еще во сне, — как в библиотеку тихо крадется какой-то высокий статный мужчина. Я последовал за ним из любопытства. Странное дело, — мне казалось в данную минуту, что я не Харвелл, а сам мистер Левенворт, что я сижу за письменным столом и чувствую приближающуюся опасность, но не могу пошевелиться. Я сидел спиной к преступнику, но ясно чувствовал, как он крадется по спальне, как открывает ящик ночного столика и вынимает револьвер; я слышал каждый шаг убийцы, пока он, наконец, не очутился на пороге двери, ведущей в библиотеку. Я слышал скрип его зубов, когда он готовился нажать курок, я видел каждую черточку его лица. И это был Клеверинг.
Глава XXI
Предрассудок
