пластиковым столиком, на пластиковом стуле, с пластиковым стаканчиком. Тем более, друг Андрея Ваня полагал, что без пяти минут кандидату исторических наук надо развеяться.
Взглянув в зеркало перед тем, как выйти из дому, Андрей понял, что выражение «лицо позеленело» вовсе не является преувеличением. Андрей полночи правил сноски.
Накануне стало известно о введении нового ГОСТ 7.1-2012 «Библиографическое описание документа». Этот ГОСТ содержал существенные и, конечно, прогрессивные изменения по сравнению с ГОСТ 7.1-78 и ГОСТ 7.12–77, регламентировавшими различные приемы сокращений отдельных слов и словосочетаний, а также ГОСТ 7.16–79 (нотные издания), ГОСТ 7.18–81 (картографические издания), ГОСТ 7. 34–81 (изоиздания) и ГОСТ 7.40–82. Современная теория и практика каталогизации требовала расширения объекта библиографического описания, пересмотра понятия библиографической записи, изменения обязательных и факультативных элементов данных и уточнения условных разделительных знаков. Кроме этого, в связи с дальнейшей формализацией библиографической записи были введены понятия одноуровневого и многоуровневого описания, предписанной пунктуации, идентифицирующего документа; был добавлен новый критерий описания — область специфических сведений. Существенным являлось и то, что включение в пристатейный или прикнижный список библиографических описаний, цитируемых или упоминаемых в тексте других документов, следовало связывать отсылками с конкретным фрагментом текста, проставляя после упоминания о нем, в квадратных скобках или круглых скобках, номер, под которым это произведение печати значится в библиографическом списке. Если вы с трудом продрались через все, что написано в этом абзаце, но так ничего и не поняли, примите поздравления: во-первых, вы нормальный человек, а во-вторых, смогли хотя бы в самой легкой форме ощутить те утомление, раздражение и отвращение, которые чувствовал Андрей.
Короче говоря, Андрею следовало как можно быстрее переоформить все постраничные сноски и описания книг в списке литературы в тексте своей диссертации. Если учесть, что на каждой странице диссертации, составившей двести сорок семь страниц, имелось от одной до семи сносок, а конечный перечень источников содержал триста двадцать девять наименований, момент получения кандидатской степени откладывался надолго.
Андрей внимательно изучил ГОСТ, благодаря которому осуществлялся новый шаг к сближению отечественной библиографии с англо-американскими стандартами. Так, например, составлять аналитические записи по материалам конференций, симпозиумов и съездов нужно было согласно следующему образцу:
Квадратные скобки, которые надлежало активно использовать, имелись только в латинской раскладке клавиатуры, точки и запятые в ней и в русской клавиатурах не совпадали, а Андрей ссылался как на наши, так и на иностранные источники и книги. В результате раскладку, как мозги, уже почти привыкшие к слепой русской печати, приходилось все время переключать. Чем чаще Андрей это делал, тем чаще путал клавиши, ставил запятую и косую линию вместо точки. От этого он нервничал и жалел, что стал ученым. В результате опечаток становилось все больше. Воспроизведение правильной последовательности сокращений, символов и знаков препинания было необходимым условием для допуска к защите, рецензент или въедливый чиновник мог придраться к ошибкам в сносках. Без соблюдения правил ГОСТа работа ровным счетом ничего не стоила. Аспирант правил сноски до половины четвертого утра. Около двух часов Андрей, чья голова, казалось, вот-вот лопнет, снова выпил кофе с анальгином и сказал себе: «Неужто ленинградцам в сорок первом было легче? Они продержались почти три года. Значит, и я продержусь!» Он умыл лицо холодной водой и дрожащими руками продолжал печатать, исправлять и снова мазать мимо клавиши.
— Зря ты парился, — сказал Андрею на следующее утро Ваня. — Ну, по крайней мере, с архивными источниками. Проверить-то не смогут!
— Как не смогут?
— Ты не в курсе?
— Нет. А что, собственно, случилось?
Ваня усмехнулся. Как интеллигентный человек, отказавшись пить из горла, налил немного пива в одноразовый стаканчик и сказал значительно, без спешки:
— Да сгорел архив-то. Вот чего.
— Сгорел? Наш? Областной? — всполошился собеседник, живший эти дни в эпохе Петра Первого, поэтому не знавший, что творится в городе. — Нет, скажи, что, правда? Весь архив?
— Не весь. Только хранилище. Как раз то самое, в котором хранятся документы восемнадцатого века. Не завидую Полинке Рысаковой. Хе-хе… С темой ей придется распрощаться.
Андрей прожевал сухарик и задумался. Выходит, он является последним, кто работал с документами из этого хранилища. Ну, прямо как Татищев, процитировавший однажды летопись, впоследствии погибшую, и сам ставший источником! Ему теперь и верят, и не верят: как узнаешь, может, он ее придумал?
Неожиданно он вспомнил письмо, над которым работала та девушка. Письмо, где некий Прошка сообщал царевне Софье, что Петра подменили. Тоже, стало быть, сгорело? И никто так и не понял, подлинник это или нет. Про себя Андрей, конечно, был уверен, что фальсификация. Но как теперь докажешь?..
Друг как будто услышал его мысли:
— Ходят слухи, будто там нашли очень странный источник.
— Знаю! Якобы государь ненастоящий. Староверы, видно, баловались.
— А, ты тоже слышал? Как же, интересно, если ты целый день из дому не выходишь? Вчера на факультете ни о чем другом не говорили. Все только и обсуждают, что это удивительное письмо! К кому ни подойти, все говорят про Прошку с Софьей! Ты, как, веришь?
— Нет, конечно. Говорю же — шутки староверов.
— А мне как-то…
— Ой, Иван, вот только ты не говори мне, что считаешь эту липу достоверной!
— Те, кто видел письмо, говорят, что очень… хм… натурально все смотрелось.
— Мало ли там чего говорят! Я это письмо тоже видел. Мне ты веришь?
— Все равно теперь уже никто и никогда правды не узнает.
— Иван! Скажи: ты что, не веришь мне? Я, что, в таких вещах, по-твоему, не разбираюсь?
— Конечно, разбираешься, но ведь и остальные не дураки!
— Черт побери! Я не знаю, дураки или не дураки, но эта писулька не может быть настоящей, ты понимаешь, ну просто не может!!! Я это чувствую!
— Интуиция пока что не внесена в список источниковедческих методов. А вот что касается описываемых в тексте реалий, почерка, бумаги и остального…
— Ну это же чу-у-ушь!!! — застонал Филиппенко.
— Для того, чтобы делать подобные заключения, у вас, уважаемый коллега, все-таки недостаточно оснований!
Андрей заскрипел зубами. Вероятно, аспиранты бы поссорились, не будь Иван столь умным, чтоб тотчас же сменить тему разговора.
— А в курсе ли ты, Андрей, относительно того, что сказало следствие о поджоге?
— Это был поджог?
— А как ты думал? Все подозревают, что подожгли как раз из-за того письма… — Делая уступку товарищу, Иван добавил: — Ну, поддельного. Его хотели уничтожить.
— Да кому оно нужно!?
— Нужно кому-то. ФСБ интересуется. — Иван налил второй стаканчик, пока его друг осмысливал такой нежданный поворот этой истории. — Говорят, они взялись за это дело. Значит, о письме узнали наверху. И, видимо, подделкой не считают.
— Бред какой-то!
— Нет, бред сейчас начнется! Обнаружилось, что в день поджога в архив пришел тип с поддельным отношением. Он изучал письмо. Некий Дроздов. С такой, знаешь, огромной бородищей — составили его фоторобот. И ты знаешь, друг мой, кого он напомнил фээсбэшникам?
