С этими словами он злобно плюнул в огонь, взвалил на спину свою поклажу и тяжело заковылял прочь.
Сэр Мармадьюк начал вновь складывать костер, ибо впереди еще была целая ночь. В какой-то момент он остановился и взглянул на палатку - Ева, не отрываясь, смотрела на него.
- О, Джон, - жалобно прошептала она, - ты поставил меня в ужасное положение. Теперь я вынуждена признаться тебе, что я не убивала эсквайра Брендиша.
- Нет, конечно, нет, - сэр Мармадьюк продолжал возиться с костром. - Я знал об этом с самого начала, во всяком случае, почти знал...
- Тогда почему же ты вернулся и бросил там свою трость? Если ты догадывался, что я невиновна, зачем было отводить от меня подозрения?
- Потому что ты сама пытаешься прикрыть кого-то еще.
- О, Джон, - прошептал девушка, стиснув руки в молитвенном жесте, уже хорошо знакомом джентльмену, - ты так храбр и благороден! Джон, ты решил ради меня подвергнуть свою жизнь такой опасности... Это я виновата, только я... Господи, сжалься надо мной! Но, Джон, если тебя схватят, как ты докажешь свою невиновность?
- Пускай они доказывают мою вину, - беззаботно ответил сэр Мармадьюк. К тому же меня еще не поймали. Тем более, что того, кто привык быть охотником, роль дичи привлекает очарованием новизны...
- Значит, тебя преследуют! - воскликнула она. - О, я несчастная! На тебя из-за меня упала тень виселицы. Прости меня, Джон, прости! - она упала перед ним на колени и закрыла лицо руками.
- Не печалься, дитя мое. - Он ласково погладил ее по склоненной голове. - Иди спать, Ева-Энн, все эти страхи поутру исчезнут, а потому давай-ка ложись. - Он нежно взял ее за руку и осторожно поднял.
- Ты удивительный человек, Джон! - прошептала она, сквозь слезы глядя на него. - Никто на свете не может сравниться с тобой! Спокойной ночи, друг мой! - И вдруг ее нежные теплые губы коснулись его щеки, его губ. - Бог благословит и защитит тебя! - прошептала девушка и скрылась в шатре.
Сэр Мармадьюк устроился под навесом из ветвей деревьев поближе к костру, завернулся в одеяла и приготовился к объятиям Морфея.
Глава XVII,
доказывающая неразумность здравого смысла
Сэр Мармадьюк пробудился внезапно. Он открыл глаза и увидел лицо Евы-Энн, склонившееся над ним в розовых рассветных лучах.
- Что такое, дитя мое? - он сонно повертел головой.
- Завтрак... завтрак почти готов! - ответила девушка и оглянулась на весело полыхающий костер.
- Завтрак? - повторил он. - Но почему так рано? Солнце ведь едва встало. И чем ты так встревожена, дитя мое? - он только сейчас заметил, что девушка очень бледна.
- Твоей судьбой! - она всплеснула руками. - Меня тревожит твоя трость с золотым набалдашником! Сегодня ночью мне приснился ужасный сон, будто тебя схватили и куда-то тащат, чтобы предать ужасной смерти. Я проснулась, дрожа от страха, и никак не могла заснуть снова, каждый шорох пугал меня! Тогда я подбросила в костер дров и села рядом с тобой. Всю ночь я молила Господа, чтобы он защитил и уберег тебя. Но страх все не отпускает меня, даже молитвы не помогли.
- Уверен, небеса вняли твоей мольбе, милая Ева-Энн! Оглянись, ведь ночь уже прошла! Скоро засияет солнце, и наступит чудесный день. Мы с тобой живы и невредимы, и нет никаких причин для беспокойства... А чайник, судя по всему, закипает, и если ты выделишь мне немного горячей воды, я удалюсь в какие- нибудь кусты и предамся бритью.
- Ты не сердишься, что я так рано разбудила тебя? - она робко улыбнулась и сняла с огня кипящий чайник.
- Напротив, Ева-Энн, я глубоко признателен тебе за это. Такое чудесное утро. Послушай, как поют птицы! О, а что это шипит на сковородке, неужто ветчина?
- Нет, Джон, окорок.
- Превосходно! А сама ты так же прекрасна, как и это утро, дитя мое. Хотя глаза твои немного и тяжелы от бессонницы, все равно ты сущая дриада.
- Дриада? А кто это, Джон?
- Богиня лесов.
- О! - тихо воскликнула она. - Богиня? Это звучит немного богохульственно.
Румянец залил ее щеки, она смущенно потупила взор, и сэр Мармадьюк нашел, что так девушка еще прелестней.
- Истинная правда! - серьезно ответил он. - В самом деле, с тобой не сравнится ни одна дриада, ни одна богиня, ибо сегодня, дитя мое, ты чудо как хороша!
- Нет, - девушка смущенно покачала головой, - мои волосы в таком беспорядке! Я забыла причесаться - мне было не до того.
- Твои волосы? Возможно. Сними-ка чепец, дитя мое.
- Но они ведь рассыпятся, Джон.
- Позволь мне взглянуть, Ева-Энн, на это чудо.
- Но...
- Пожалуйста.
Быстрым движением она стянула с головы простой чепец и тряхнула головой. Волосы упали тяжелой волной, закрыв девушку до самого пояса.
- Вот это да! - восхищенно прошептал джентльмен. - Ева-Энн! Вот это да!
- Что? - робко спросила она. - Что такое?
- Ты! - все так же тихо проговорил он. - Твои прекрасные волосы!
- Это все пустое, греховное тщеславие! - Она закрыла лицо ладонями. Какая же я бесстыжая, стою перед тобой в таком виде, напоказ. Ну почему я такая дурная, Джон? Никто из мужчин никогда не видел меня такой, даже мои старики. Они, наверное, умерли бы от возмущения! А ты... ведь ты мужчина, Джон, а я стою перед тобой и чувствую себя такой безнравственной!
- Ты выглядишь как ангел света! Поэтому я и не могу оторвать от тебя глаз.
- Вода для бритья стынет! - она резко повернулась и скрылась в палатке.
Сэр Мармадьюк собрал все необходимое и спустился к ручью. Установив на дереве маленькое зеркальце, он приступил к бритью. Через несколько минут джентльмен остановился и прислушался - со стороны палатки доносилось тихое пение. Ева возилась с завтраком и что-то пела. И мелодия, что она напевала, была несколько печальна. Сэр Мармадьюк улыбнулся - он узнал один из покаянных псалмов.
Вскоре залитый солнцем воздух наполнился изумительными запахами ароматом кофе и благоуханием поджаренного окорока. Ополоснув лицо и руки в искрящемся ручье, сэр Мармадьюк поспешил обратно. Желудок его призывно пел. Картина, открывшаяся взгляду нашего джентльмена, была воистину изумительной. Завтрак, аккуратно разложенный на белоснежной салфетке, манил и звал отведать себя.
Ева-Энн прошептала благодарственную молитву, и они принялись за еду. Какое-то время джентльмен молчал, полностью поглощенный едой, когда же чашка с кофе наполовину опустела, он взглянул на девушку:
- Печально осознавать, Ева, дитя мое, что я прожил сорок пять лет и так много упустил.
- Ты имеешь в виду кофе и ветчину, Джон?
- И это тоже. Я начинаю получать удовольствие от вещей, о существовании которых раньше и не подозревал.
- От каких же?
- От нашего товарищества, ведь мы с тобой настоящие друзья и товарищи, ты согласна, Ева-Энн?
- Да, конечно.
- И вот два товарища сидят здесь в блаженном уединении и в высшей степени рады и этому уединению и друг другу. Ты согласна?
- Конечно, Джон.
- Нам еще очень далеко до Лондона.
- А сколько осталось, по-твоему? - она с некоторым беспокойством взглянула на него.
- Шестьдесят миль или около того. Если, конечно, ты еще стремишься туда...
