- Почему ты так смотришь на меня, Мардан? с трепетной лаской спросил он. - Я убежден, что ты... - Он оборвал фразу. Ты бы лучше помог мне сложить эти вещи в какое-нибудь место.
Рамзи прошиб холодный пот. Впервые в жизни он ощущал в сердце такую мучительную легкость. Капля пота повисла на его лбу словно жемчужина. Раньше всех это заметил Насиб и подумал: 'Какой у председателя, оказывается, красивый лоб'.
Мардан, стараясь скрыть волнение, тихо, но твердо проговорил:
- Нет, дядя Айхан, вы никуда не уедете!
Видя, как, подобно кузнечному меху, вздымается и опадает его широкая грудь, Айхан покачал головой.
- Я все равно собирался уезжать, сынок...
- Нет, вы никуда не уедете. Если сельсовету очень нужен этот дом, переходите к нам. Мама будет очень рада.
- Ну что ты, Мардан! - Лицо Айхана просветлело. - Я уйду из этого дома, но мне бы, хотелось... - Он невольно обернулся к Рамзи: - Лучше бы вы здесь устроили детский сад, а не музей.
Раскатистый смех Рамзи заполнил весь двор, нарушив тревожную тишину.
- А ты шутник, Айхан амиоглу, говоришь так, будто это твой отчий дом. И еще даешь нам распоряжение, чтобы в этом твоем отчем доме мы открыли детский сад. Ты что, спятил? - И, изменив, тон, гневно закричал: - Собирай свои манатки и убирайся отсюда! Что мы здесь откроем - нам лучше знать!
Мардан медленно подошел к председателю. У Айхана затрепетало сердце.
- Нехорошо, Рамзи-муэллим! - Голос Мардана звенел подобно удару молота о железную наковальню. - Такой поступок вам не к лицу.
- Что это за разговор, Мардан? - Рамзи удивленно сдвинул брови. - Уж не собираешься ли и ты учить меня, как себя вести?
- Поздно... Учить вас очень поздно.
Айхан увидел, что Мардан дрожит, он осторожно подошел к агроному:
- Успокойся, сынок, нехорошо.
- Ага, вон оно что... оказывается, в тихом омуте черти водятся. Не знал... - Рамзи злобно посмотрел на Мардана, меняющегося в лице. И вдруг резко обернулся к Насибу: - А ты что врос в землю, Толстяк Насиб? Зови людей, пусть помогут очистить дом. Не слышал ты, Айхан амиоглу наконец дал согласие...
В этот момент на выходящей из-под Сенгергая дороге послышался шум машины. Рамзи метнул взгляд в ту сторону. Милиция. Желтый корпус с опоясывающей широкой синей линией.
- Наконец-то явились! - Председатель совсем приободрился. - Вот видишь, Толстяк Насиб, наш начальник милиции догадался, что тебе требуется помощь. Теперь ты спокойно можешь заниматься своим делом. Я пошел.
- Погодите, вы никуда не уйдете! - Мардан преградил ему дорогу. Скажите своим подручным, чтобы сейчас же убрались отсюда.
Рамзи ничего не ответил, лишь с сожалением посмотрел вслед милицейской машине, с ревом взбирающейся по крутизне, будто хотел остановить ее. Но машина, промчавшись над родником Шахназ, удалилась в сторону Гылынджгая и вскоре исчезла за деревьями сада Эльдара. Только после этого Рамзи повернулся к стоящему перед ним, словно скала, Мардану и с небрежной усмешкой спросил:
- Чего ты хочешь, детка? Кто ты такой? Кто тебя уполномочил вмешиваться в мои дела? Кто позволил нарушать решение сельсовета?
- Вам говорят, сейчас же прикажите этим людям - пусть убираются отсюда!
Нервы Айхана были напряжены до предела. Теперь каждое его слово, каждый неверный жест походил на огниво, от малейшего толчка которого мог загореться трут. Он мечтал только об одном: чтобы бог дал этому Рамзи терпение, сделать как-то так, чтобы он наконец ушел. Но Рамзи уже вошел в раж. И уходить он никуда не собирался.
- Ах ты негодник! Да я тебя!..
Фраза оборвалась, за ней последовал ужасающий вопль Толстяка Насиба.
Поднятый в воздух сильными руками Мардана, Рамзи сделал несколько взмахов ногами, попытался ухватиться за одну из опор веранды, но очутился на цветочной клумбе. А вопль Насиба был вызван попавшей ему под ноги серой кошки. Не успели люди опомниться, как из цветочной клумбы донесся стон Рамзи. Люди окружили клумбу.
- Ой, моя рука!.. Моя рука! Меня убивают!
- Какая рука, Рамзи-муэллим?
- Кто убивает? - неслось со всех сторон.
Только теперь, после того как все уже произошло, сумевший добраться до Мардана Айхан, взглянув в его побледневшее лицо, хотел что-то сказать, но передумал. Он видел в черных глазах Мардана бушевавший ураган. И остановить его было невозможно. Преградить дорогу этому урагану может только он сам. И только одним-единственным путем, держа в одной руке 'Небо в черных звездах' Раджабли, другой - разорвав на себе рубашку: 'Люди, вот я, ваш славный герой Эльдар Абасов! По какому же праву вы выгоняете меня из отцовского дома?' Тогда этот ураган стихнет, но поднимется другой. На безоблачном небе Чеменли разразится такая гроза, какой свет не видывал.
Но если он это сделает, что скажет ему Айхан - тот Айхан, одним шагом соединившийся с вечностью? Что скажет Мардан? Что скажет Шахназ? А он сам?.. Как он будет называться? Мешком с множеством костей, крови и мяса? Мешком, который около пятидесяти лет был грузом на плечах мира, причем грузом бессмысленным?
Он молча посмотрел в лицо Мардану.
- Не смотрите на меня так, дядя Айхан! - шепотом попросил тот. - Не корите меня... У меня не было другого выхода.
Но Айхан вовсе не намеревался его укорять. Кто мог его понять лучше, чем он сам. 'И я на твоем месте поступил бы точно так же. Сломал бы ему и другую руку. Спасибо, что ты избавил меня от этого труда. Будь всегда таким сильным, таким справедливым. Будь непримиримым'.
- Хорошо, ты иди домой. Мама будет беспокоиться. А я спущусь во двор, взгляну, что там с ним...
* * *
Под взглядами собравшихся во дворе людей, устремленными на него, в которых была тысяча разных смыслов, Мардан вышел за ворота. Он действительно спешил к матери. Но вовсе не потому, как объяснил Айхан, что она будет беспокоиться, - на этот раз у него было к Салиме важное дело. Всю дорогу к Гылынджгая, такую знакомую, такую исхоженную, в ушах его стоял стон председателя, барахтавшегося в цветочной клумбе. Этот стон разбудил в его сердце безумное подозрение, ответ на которое он мог получить только от матери.
До конца работы в больнице еще было много времени. Поэтому, проходя мимо белеющего длинного здания над родником Айхана, Мардан подумал: 'Мамы еще дома не будет!' - и направился прямо туда, в светлый кабинет доктора Салимы, который был на втором этаже. Салима была в кабинете одна, она сидела и что-то писала. Увидев внезапно вошедшего сына, его бледное лицо, она вскочила:
- Что случилось, сынок! О господи... Почему ты так побледнел?
- Ничего... ничего не случилось, мама! Ты успокойся... Я пришел у тебя кое-что спросить. Скажи мне, ты помнишь, как в свое время ты посылала в Ленинград деньги?..
'Господи! Почему ты об этом спрашиваешь? Что ты хочешь этим сказать, сынок? Зачем это тебе понадобилось именно сейчас? Откуда вдруг пришло тебе в голову? Не потому ли ты пришел, еле держась на ногах? Но кто и что мог тебе рассказать?'
- Конечно, помню... А что случилось? Прежде всего сядь, передохни. Скажи мне, отчего ты так взволнован? Где ты был?
- Я иду от дяди Айхана, - тихо проговорил Мардан, понемногу успокаиваясь. - Ты можешь мне ответить на вопрос: не помнишь ли ты, по какому счету ты посылала деньги?
Все еще не понимая, чего хочет от нее сын, чего добивается, Салима подумала: 'Разве я была тебе плохой матерью, сынок? Смотри, какой ты стал большой, умный парень? Если даже тебе стало что-то известно, разве ты должен мне об этом сообщать, сынок? Ведь не сегодня завтра я все равно собираюсь повезти тебя вместе с моей дочкой Джамилей туда - в Ленинград, может быть, дух твоей покойной матери об этом узнает'.
