Теперь же, в мирной жизни благочинной, Я, право, сам себя не узнаю. (В отчаянии)
И как вы допустили это, боги, Чтобы в такой ответственный момент Мне отказал в поддержке и подмоге Дотоле безотказный инструмент? Миррина
Такой эффект, должно быть, жизни мирной – Мы заново друг друга узнаем… Не причитай, не надо, слышишь, милый? Ведь главное, что мы опять вдвоем! Кинесий (плачет)
Да будь ты мной – и ты бы причитала! Ведь мне еще пока не шестьдесят, Меж тем мои мужские причиндалы, Как стираные тряпочки, висят! Миррина
Не стоит, милый, слишком огорчаться, Не повезло – и ладно! И плевать!.. И прежде нам везло не так уж часто, Так что ж сейчас об этом горевать? Кинесий (с неожиданной горячностью)
Любимая! Ты мне необходима, Но для успеха мне еще нужны – Свист копий, звон мечей и запах дыма, И прочие реалии войны! Хватает мне и пыла, и сноровки, И технику я дела не забыл!.. Но лишь в своей привычной обстановке Смогу я стать таким же, как и был… Ты погреми на кухне сковородкой, Как будто где-то рядом грянул бой. Дай лишь толчок, лишь импульс дай короткий – А дальше все пойдет само собой!.. Миррина послушно гремит сковородкой. В ту же секунду ночная тишина взрывается диким звоном и грохотом: изо всех городских окон Миррину поддерживают гремящие сковородки, кастрюли, тазы… Кинесий напуган и растерян.
Кинесий
Вот этого нам только не хватало! Кто по ночам смущает наш покой? Миррина (с деланным равнодушием)
А-а… Это жены нашего квартала… Ведь ты же не один у нас такой!.. Грохот понемногу затихает… Кинесий и Миррина лежат, откинувшись на подушки, и безучастно глядят в потолок.
Кинесий
Прости… Но нет ни страсти, ни азарта… Я, кажется, отвык от тишины. Миррина
Не важно, милый… Спи… Продолжим завтра… О боги, только б не было войны!.. 
