обстановки.
Небольшая группа людей стояла у высокого бокового окна, негромко беседуя, точно стесняющиеся гости, слишком рано собравшиеся на провинциальную оргию. Хэмфри Биффен, беловолосый, нескладно высокий, согнувшись, точно внимательный аист, слушал своего зятя Саймона Хескета-Харви, излагавшего подробности удивительного крикетного матча, состоявшегося в этот день в Йоркшире. Леди Элен Биффен, сочувственно похмыкивая, говорила что-то бледному молодому человеку с покрасневшими глазами. Присутствовал в этой компании и Трефузис, суетливый, с бутылкой 'Айсвайна' в руке.
Как только позолоченные фарфоровые часы, стоявшие на оштукатуренной консоли у окна, принялись с грациозным австрийским упорством отбивать шесть часов, в залу вошел сэр Дэвид Пирси, сопровождаемый улыбающимся Диконом Листером и робеющим Адрианом.
Пирси оглядел залу, даже не пытаясь скрыть свое удовлетворение тем, что при его появлении в ней наступило молчание. Деланно сердитый взгляд его прошелся по Биффену с зятем и вернулся к Трефузису, уже поспешавшему к вошедшим с тремя бокалами и бутылкой.
— Дональд, старая вы бочка с мочой! — рявкнул сэр Дэвид. — Что здесь делает мой человек, Хескет- Харви?
Трефузис протянул Листеру бокал и заморгал, вглядываясь:
— Мы, по-моему…
— Листер, профессор. Как поживаете?
— Если ты подержишь эти два бокала, Адриан, я, пожалуй, сумею разлить вино.
Трефузис вопросительно глянул на припухлость над глазом Адриана. Тот чуть приметно наклонил голову в сторону Пирси и покрутил на пальце свой собственный перстень с печаткой, объясняя причину пореза. Трефузис понимающе кивнул и принялся осторожно разливать вино.
— Думаю, вам это понравится, мистер Листер… о боже мой, 'мистер Листер'! Какая безвкусица с моей стороны. Это еще хуже, чем 'лорд Клод', не правда ли? Или 'профессор Лессер', уж если на то пошло. Кстати, это называется 'Айсвайном'. Вы с ним знакомы?
— Ледяное вино?
— 'Айсвайн', да.
Адриан с изумлением увидел, как в глазах Трефузиса полыхнуло лекторское пламя, а тот уже загнал Листера в угол и принялся наставлять:
— Они, знаете ли, позволяют pourriture noble[154], или Edelfaule, как ее здесь называют, целиком овладеть виноградом, так что плоды его начинают просто блестеть от гнили и сахара. А затем идут на самый отчаянный риск. Оставляют виноград на лозе и ждут первых заморозков. Разумеется, иногда заморозки наступают слишком поздно и плоды винограда подсыхают; иногда же слишком рано — еще до того, как botrytis[155] полностью поразит виноград. Но когда, как при урожае этого года, условия соединяются идеально, результатом становится — полагаю, вы со мной согласитесь, — вино живое и притягательное. К старости, знаете ли, человека снова тянет на сладкое.
Листер прихлебывал вино, всем своим видом выказывая одобрение. Трефузис налил бокал сэру Дэвиду и еще один — Адриану. Ошеломительный букет, густой и медовый, едва не сбил Адриана с ног, — голова его все еще гудела после полученного от дяди Дэвида удара, мысли путались и замирали в опасливых предвкушениях. Когда он, проморгавшись, выпрямился, взгляд его, снова обретший резкость, встретился с печальным, серьезным взором Хэмфри Биффена, тот ласково улыбался ему из угла и отводил глаза в сторону.
— Э-гм, — произнес Трефузис. — Полагаю, нам лучше приступить к делу. Адриан, ты не против того, чтобы составить мне компанию на помосте?
Адриан осушил свой бокал, эффектным, как он надеялся, жестом вручил его Дикону Листеру и последовал за Трефузисом к возвышению. Никак он не мог избавиться от подозрения, что вся эта шарада устроена, чтобы изобличить его. Но изобличить в чем, перед кем и с какой целью — этого Адриан не смог бы постичь даже под угрозой смерти.
— Если ты присядешь вот здесь, — сказал, указывая на одинокое кресло, Трефузис, — мы, думаю, сможем начать наш матч.
Замерший, точно ассистент фокусника, лицом к публике, с Трефузисом, стоявшим позади у стола с реквизитом, Адриан смотрел на свои туфли, не желая встречаться с обращенными к нему полными ожидания взглядами. Сквозь окно в залу вплывали снизу, из бара, расположенного в закрытом дворе отеля, искусительные звуки — болтовня посетителей, смех, позвякиванье кубиков льда и бокалов; концерт для рожка, сочиненный все тем же Моцартом, родившимся через три с половиной столетия после постройки этого отеля и почти ровно за два столетия до того, как Адриан впервые глотнул, заполнив им легкие, воздух. Похоронный марш Зигфрида больше отвечал бы его настроению, чем этот дурацкий, жизнерадостный галоп. За спиной Адриана откашлялся Трефузис:
— Могу ли я попросить о всеобщем внимании?..
Совершенно ненужная просьба, подумал Адриан. Взгляды всех, находившихся в зале, и так не отрывались от сцены.
— Садитесь, все, умоляю. Кресел хватит. Ну вот! Так гораздо лучше.
Листер проигнорировал приглашение Трефузиса и остался торчать, расставив ноги, у дверного проема. Намеревался ли он преградить вход или выход, Адриан решить не мог.
— Возможно, мне следует попросить вас запереть дверь, мистер Листер… а, вижу, вы это уже сделали. Великолепно! Ну-с, полагаю, Адриан Хили всем нам знаком. Он приходится племянником — по женской линии — сэру Дэвиду Пирси, хорошо известному государственному служащему, под чем я разумею, что он не известен никому вообще, так как учреждение его засекречено. Его помощник, мистер Листер, как видите, охраняет, подобно Церберу, дверь. Оба они, от имени своего правительства, чрезвычайно интересуются системой, разработанной моим другом Белой Сабо. Сэр Дэвид, как старый мой университетский однокашник, давно уже осведомлен о нашей совместной работе с Сабо, прославленный внук которого, гроссмейстер Штефан Сабо, также сегодня с нами.
Адриан взглянул на сидевшего между Биффеном и леди Элен молодого человека с заплаканными глазами. Ничто в форме его головы или чертах лица не указывало на присутствие в нем гения отвлеченной либо логической мысли, отличающего шахматных чемпионов. Довольно заурядный, безобидный паренек. Правда, печальный. Очень, очень печальный.
— Я надеялся, что и другой внук Белы, Мартин, присоединится к нам. Но, как всем вам, я полагаю, известно, его сегодня убили.
Пять пар глаз впились в Адриана, тот покраснел и снова уставился в пол.
— Кроме того, среди нас находятся Хэмфри Биффен и его супруга леди Элен, мои с Белой давние друзья и коллеги. Здесь также и зять их, Саймон Хескет-Харви. Так уж случилось, что Саймон работает в одном с сэром Дэвидом учреждении.
— По крайней мере, работал до сегодняшних шести вечера, — пророкотал сэр Дэвид. — Я из вашей задницы посудную сушку сделаю, Хескет-Харви.
— Но, разумеется, Саймон и мистер Листер — не единственные, кто служит вам, не так ли, сэр Дэвид? Думаю, я не ошибусь, сказав, что присутствующий здесь юный мистер Хили в последние два года, это самое малое, также получает от вас стипендию.
Адриан закрыл глаза и попытался сосредоточиться на Моцарте.
— Однако по порядку. Два года назад Сабо, в ту пору еще благонравный венгерский ученый, прибыл в Зальцбург на конференцию. Здесь он спрятал документы, касающиеся его машины, 'Мендакса'. И нельзя сказать, чтобы он поторопился. Через полгода после его возвращения в Будапешт венгерские власти проведали о работе Сабо и потребовали показать им результаты. Ваше ведомство, Дэвид, также прослышало о 'Мендаксе' и твердо постановило, что Британия должна во что бы то ни стало завладеть столь интригующим устройством — хотя бы ради того, чтобы произвести впечатление на ваших американских confreres[156]. Следует помнить, что мир тогда только-только узнал правду о бедном старом Энтони Бланте[157], и я уверен, вашу Службу должно было охватить неодолимое желание заполучить столь замечательный трофей, дабы сложить оный к стопам тех, кто вас превосходит. Вы полагали, что если Сабо попытается как-то
