Прозектора заклинило.
Если бы в данный момент удалось раздвинуть воротник капитана, то представилась бы миру физиономия лилового цвета. Парень понимал, что если не разрядить обойму прямо в морду уроду с «москвича», то его, тридцатилетнего, удар хватит.
В этот момент из «скворечника» выбрался жирный майор и, находясь еще на почтительном расстоянии, прокричал:
– Отставить, капитан! Отставить!
Как часто бывает в России – разобрались.
Майор тоже служил в песках, сам был нервным, а потому испытывал братское чувство к Ахметзянову. Но и капитан был ветераном, вот ведь какая штука, только войны чеченской, а значит, тоже своим. Все трое имели по одинаковой медали, а потому договорились вечером встретиться в ресторане гостиницы «Звездочка», чтобы примириться окончательно.
Капитан махал крагой вслед удаляющемуся «москвичу» и думал о том, что жизнь в стране скотская, сшибает лбами самых достойных людей. Уже светало, и в домах зажглись окна. Мент оглядел спальный район и подумал несправедливо: «А эти спят, суки!..»
Остановились в гостинице «Звездочка», в двухместном номере.
Изо всех щелей сквозило холодной Москвой, но все же настроение от столицы было приподнятое, и Ахметзянов, насвистывая «Танец с саблями», отправился в душ, где долго плескался в жесткой столичной воде, четырежды спускал воду из бачка, а потом скреб одноразовой бритвой свои щеки.
Студент Михайлов в это время сидел против окна и смотрел на то, как падает снег. Ему вспоминался ночной образ человека, ударившего рельсом о дерево. Молодой человек был бледен, волосы его сбились в колтуны, и выбравшийся наконец из ванной Ахметзянов, разведя руками, сказал:
– Разве так можно, милый господин А.! Вы в столице, а на лице – похороны! Отправляйтесь-ка в душ и приведите себя в порядок!
Студент Михайлов удалился для гигиенических процедур, а прилегший на кушетку Ахметзянов задумался о том, что его знакомец несколько устал и выглядит потрепанным.
Между тем прозектор достал из кармана записную книжку, набрал номер телефона и попросил Альберта Карловича.
– Это Ахметзянов, – сообщил патологоанатом, когда в трубке затрещал старческий голос. – Рустем… Как же не помните!.. Я – сын Аечки…
Его вспомнили. Вернее, вспомнили Аечку, которую этот самый Альберт Карлович распечатал, как поллитра «Столичной», лишь только она закончила училище и пришла в Большой. Впрочем, мать никогда не говорила об этом человеке плохо и до самой смерти уверяла сына, что Альберт Карлович всегда поможет, стоит только попросить! «Он очень важный человек в Большом!» – говорила мать.
– Сын Аечки? Сын Аечки Ивановой?!! – В голосе старика было столько радости, что и Ахметзянов заулыбался.
– И как она, наша Аечка? – продолжал радоваться старик. – Вот ведь как бывает!
– Аечка умерла, Альберт Карлович!
– Как умерла?! – Старик поперхнулся.
– Двадцать четыре года назад.
– Ой-ей-ей! – проплакал старческий голос. – Двадцать четыре года… – Вздох. – Все мы гости на этой земле!
– Да-да, – печально подтвердил Ахметзянов. – На сцене и умерла…
– На сцене… – повторил старик. – Ай-ай!.. Что же тебе, сынок, от Альберта Карловича требуется?
– Дело в том… – Патологоанатом замялся.
– Говори, не стесняйся! – подбодрил Карлович.
– Я гения отыскал! – выпалил Ахметзянов. – Нижинский!
– Прямо-таки Нижинский. – В голосе увяло.
– Посмотрите?
– А чего ж не посмотреть! Сегодня в двадцать ноль-ноль, с пятнадцатого подъезда вход… Ахметзянов твоя фамилия, говоришь?
– Так точно.
– А «Нижинского»?
– Вацлав… Фу ты!.. Михайлов… Михайлов его… Студент…
– Михайл-ло-ов, – записал Альберт Карлович. – Питерский, значит… Двадцать второй класс, – уточнил и повесил трубку.
Как только трубка легла на рычаг, из ванной явился молодой человек. И было у Ахметзянова такое ощущение, что студент как будто с курорта вернулся, но не с южного, а откуда-нибудь из Финляндии. В каждом глазу по озеру, кожа нежна, как у младенца, и бела, словно у Екатерины Второй!.. Волос к волосу… Будто и не было ночи бессонной!..
Ахметзянов уже не помнил о чудесном возвращении с того света студента Михайлова, а потому строил сейчас фразу в мозгу, которую, выстроив, сказал:
– Итак, господин А., час «икс» настал! Мне только что звонили и подтвердили ваш сегодняшний показ в Большой театр! Можете обнимать меня и целовать!
