была специалистом по голове, просто отогнула одеяло и солеными губками совершила обессиленному Никифору облегчение.
В наступившей темноте она не могла разглядеть, как гениальный хирург Боткин плачет, как кривится в муке рот, как сознание опять покидает его измученную плоть, проваливаясь в глубокий темный чан…
Три дня Иван Семенович думал над словами министра, что колеса «в надежном месте». За это время он узнал, что палладий применяется в космических технологиях, используется ювелирной компанией «Дюпон» и еще много где.
Самый главный вывод, который сделал Бойко: металл стратегический, а стало быть, надо обнаружить колеса как вещдок и как достояние государства, несмотря на отповедь министра…
Далее, сидя в своем новом кабинете, генерал-майор связался с моргом, в который были доставлены трупы «по факту крушения поезда».
– Пожалуйста, результаты экспертизы дела № 666999!
– Минуту, товарищ генерал-майор, – отозвался женский голос, в котором было столько военного металла, что Иван Семенович вздрогнул.
– Итак, Розалия Семенович… – Голос вернулся в трубку. – Травмы, несовместимые с жизнью, раздавлены почти все внутренние органы, хотя лицо почти не пострадало. В ноге, в кости, металлический штырь… Иван Дмитриевич Сытин – машинист поезда, то же самое, травмы, несовместимые с жизнью, хотя опять голова целехонька… Так… Помощник машиниста – раздавлен в кашу, хотя голова тоже практически не тронута… Алексей Кашлин – пулевое проникающее ранение в левое предсердие. Смерть мгновенная, модернизированный автомат «АК», так что сами понимаете…
– Этого не надо! – остановил медэксперта Бойко.
– Не надо?
– Да-да, он случайно здесь. Его надо вернуть в Бологое. Труп совсем с другого дела…
– Разрешите, товарищ генерал-майор? – В голосе женщины нарастал металл.
– Слушаю.
– Странная ситуация какая-то….
– Чем, собственно?
– У нас тут практикует врач-ринолог. Это специалист по носам, по болезням носа. – Медэксперт сделала паузу. – Так вот, он сказал, что всем жертвам катастрофы были удалены аденоиды…
– Аденоиды? – удивился Иван Семенович.
– Так точно. И сделано это было после смерти. Бойко подумал, что не зря министр назвал Ахметзянова маньяком и необходимо усилить поиски патологоанатома.
– У вашего «случайного» тоже удалены аденоиды! Так, может быть, он не случайный? Повременить с отправкой? Тем более…
– Договаривайте!
– В это трудно поверить!..
– За последнее время произошло достаточно такого, во что трудно поверить!
– На месте аденоидов ринолог обнаружил какие-то корешки растительного происхождения.
Иван Семенович вздохнул, хотел было пригладить волосы, но правая рука, многократно продырявленная шурупами, лишь дернулась, и в локте стрельнуло болью.
– Я хочу, чтобы как можно скорее вы установили, что это… за корешки…
– Так точно.
Генерал-майор повесил трубку, откинулся в кресле и надолго задумался.
Вопросов было много.
Первый – о необходимости дело Ахметзянова выделить в отдельное производство.
Чутье подсказывало Бойко, что торопиться не стоит.
Второе – где прячет колеса министр?
На этот счет у Ивана Семеновича имелась определенная идея. Оттолкнувшись от нее, он позвонил по городскому телефону, назвал добавочный и с человеком, вышедшим на связь, условился о встрече в украинском ресторане «Шинок». Ни по имени, ни по фамилии генерал-майор человека не величал, а просто сказал: «Завтра в „Шинке“, в семнадцать».
Третий вопрос был связан с корешками растительного происхождения, и на него ответа не имелось вовсе. Даже перспективы на ответ.
«Подождем результата экспертизы», – решил Иван Семенович, выпил кофе и поехал на допрос директора вагоностроительного завода, а также его заместителя. Заключенные помещались в некоем СИЗО на территории, негласно принадлежавшей МВД.
О допросе начальство было проинформировано, а потому по приезде Бойко подследственных развели по разным комнатам и почему-то раздели до пояса. Люди, их сопровождавшие, прятали лица под масками, были молчаливы и на испуганные вопросы «Почему раздеваете?» не отвечали, лишь пришлепывали резиновыми дубинками по собственным ляжкам.
Директор вагоностроительного завода, шестидесятилетний Гурин, потел всем телом, то ли от страха, то ли от комплекции – весил он за сто двадцать, страдая инсулиновозависимой формой диабета. Скорее всего, потовые железы работали и от страха, и от ожирения.
