убедилась, что не одеяльная складка это, а самая что ни на есть мужская плоть, исполненная в камне.
В палату явился врач и предупредил любовницу Катю, что такое состояние дел, то есть частая потеря сознания, может продолжаться еще долго. Медсестра указала на одеяло пирамидкой, на что врач ответил, что и такое бывает, две операции на открытом мозге все-таки.
После этого врач ушел удрученный, а Катя, дитя наивности, дабы облегчить страдания Никиши, воспользовалась своими губками, со всей нежностью, на которую была способна, заставив пирамидку одеяла обрушиться, а мужскую плоть образумиться, произведя из нее семя.
В сей же миг подсознание выдало Никифору картину жутчайшую.
Он – маленький, белобрысый, с веснушками на носу, в коротеньких штанишках, где-то на лугу. И смазанный луг какой-то. А перед ним вдруг является Сергей Петрович Боткин, в тонких очочках, с усами и бородой, растущей из самого острия подбородка.
– Давай, Никифор, – говорит Сергей Петрович. – Операцию делай!
И теперь уже Никифор не мальчишка, а взрослый мужчина. А перед ним операционный стол, на котором лежит человек с открытой грудной клеткой. А из сердечной аорты кровь хлещет!
– Ну-с, – торопит Боткин.
И понимает Никифор, что пережать аорту надо, делов-то, а рук нет. Отсутствуют руки по самые ключицы.
А Сергей Петрович кричит:
– Теряем больного, теряем!
И тогда Никифор падает лицом в разверзнутую плоть и зубами пережимает сердечную аорту…
В следующей картинке он совершенно голый и желтый перед зеркалом. Даже глаза желтые. А сзади появляется Сергей Петрович и, подмигивая через зеркало, сообщает:
– Да ведь у тебя желтуха, парень, гепатит! Лечить тебя надо! В больницу класть! Тем более не чужой ты мне! Брата старшего, писателя, потомок!..
И тотчас сознание, словно девушка-кокетка, сбежало от подсознания, расположилось в миллиардах нейронов и заставило Никифора открыть глаза.
Уж вечер на дворе был. Сидела Катерина рядом, уложив свою маленькую ручку на низ живота хирурга. Она минуткою вздремывала, потом наступало томливое бодрствование, мешались мысли в голове. И думала она то о том, что уволят ее из больницы, хоть и предупредила руководство о поездке в Москву, то о своей странной любви к Никифору Боткину, хотя спроси ее, в чем странность, ответить не сумела бы…
– Где я? – открыл глаза Никифор.
– В больнице, дорогой!
– В какой больнице?
– В Боткинской, – отвечала Катя.
– А где Сергей Петрович?
– А это кто, Никиша?
– Как кто! – Никифор поглядел на Катю как на дуру. – Как кто! Боткин! Родственник мой! Диагноз мне поставил – желтуха, то есть гепатит, лечить меня надо!
Сначала Катерина хотела было на кнопочку тревожного звоночка нажать, но передумала и стала успокаивать раненного в голову хирурга.
– Что ты, Никиша! Никакого гепатита у тебя нет… Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! Приснилось все тебе! – Она машинально поводила рукой по низу живота Боткина, как будто крошки стряхивала. – Ты в Москве, в Боткинской больнице. У тебя травма головы. Палкой тебя ударили в Бологом!
– А как я в Москве оказался?
– Полковник, которого ты оперировал, душа-человек оказался, самолетом тебя сюда перевез.
Из одеяла вновь стала выстраиваться пирамидка.
– Чего же в Боткинскую меня привезли! – раздражался Никифор, пока не понимая, чему, собственно. – Больница-то по внутренним органам!
– И по голове здесь хорошие врачи, – уверяла Катерина, находя на одеяле все больше крошек.
И тут Никифор Боткин осознал, откуда раздражение нарастало. Да как заорал:
– А ты тут какого хрена! Тебя кто звал! Ты что там рукой волтузишь! Ах ты, вагина ненасытная!
И ударил Катерину по руке, чем вызвал у девушки слезы – крупные, они быстро скатывались по щекам, смачивая пухленькие губки. Удерживаясь от рыданий, Катерина шептала, что она для помоши здесь, ведь медсестра она, а он важный в жизни для нее человек!
– Я на попутках сюда добиралась! Меня чуть дальнобойщик не изнасиловал!.. – добавила.
– Что ж ты ему не отдалась?! – едко прокомментировал Боткин. – У-у-у, ненасытная!!!
Силы у Никифора на этом закончились, он лежал увечный и дышал тяжело, со злобой. Девушка не понимала, за что так с ней Никифор. Какая она такая ненасытная вагина! И вовсе не нужен ей секс как таковой. Ей ласка нужна, да и без нее смирится, лишь бы ему, гению, было хорошо!
Ах, все была готова простить Катерина Никифору Боткину. Все забыть и доставить любимому отдых от ран.
Она поглядела на пирамидку, подумала о том, что мучается мужчина и головой, и телом, а так как не
