— Тут бура. А руб тут?
Я игрок, а карту с утра — как оргия. С нови тако бил, тупаку капут, либо кати вон-с.
— О, то-то!
Бардак. Кадра — б… За руб ебу раз.
— Он дал и нам мани? Ладно.
Хап в лапу хуй — ух! — упал в пах и нет и тени.
— Вали, лав!
Вот тов. поп:
— Дай ад!
— Е, что тебе ебет, отче?
— Вино лакал он и в агонии нога.
— Кат! И руби попу у поп и бури! Так.
Модя рядом:
— На в лоб, болван!
Ропот в лад: «Больно! Он лоб дал в топор! У, кару дураку!'
Со сварой орав — сос.
Шут лабал туш.
Тут кабак. Я пил. В кабак влип я бара раб.
И дал кагор — рога клади!
Заказ:
— А море рома?
— Сей миг. Им — йес.
О, гони спирт в трипсин! Ого!… Уже лежу.
Во — полк клопов! Дерби. Лежу. Ужели бред?
Да, готов я, вот… О гад!
Как погибла Атлантида
Никто не мог обвинить атлантов в жадности. За чужим они никогда не гнались, но вот свое обязательно должно быть самым лучшим.
— Слыхали, — говорили атланты друг другу, — какую в Египте пирамиду построили? Сделаем-ка мы себе в пять раз больше!
И делали.
— А вот в Галлии, — рассказывал кто-то, — менгиры каменные поставили. Десять тысяч штук.
— Ничего! — кричали ему. — Мы сто тысяч поставим!
— Зачем нам менгиры, да еще сто тысяч? — спросил не такой как все, но на него не обратили внимания.
Хорошо жили атланты. Все у них было, и все самое лучшее. Но тут один путешественник привез удивительную новость: в Италии проснулся вулкан Везувий. Во всем мире только об этом и говорят.
— Подумаешь, — ответили атланты, — мы у себя сто вулканов разбудим!
— Может, не надо вулканов? — спросил не такой как все, но его и на этот раз слушать не стали.
Вулканы разбудили. Атлантида потонула. А сами атланты выплыли, расселились по свету и живут среди людей, ничуть не изменяя прежним привычкам.
Капкан на гения
С Безумным Профессором я познакомился случайно. Он схватил меня на улице и потащил в сарай, где была его лабораторию, показывать дикое изобретение, сделанное им.
— Когда я включаю ток, — сурово вещал он, — я выключаю гравитацию в приборе и над ним. Прибор гениально прост, я даже удивлялся, почему никто не изобрел его раньше. Но теперь я знаю: дело в том, что я первый гений в этом глупом мире!…
Профессор торжественно воткнул вилку в розетку, и в то же мгновение гравитатор и сам Безумный Профессор и весь сарай унеслись в вечернее небо. Один я остался внизу и отныне твердо знаю, куда девались гении минувших времен, предшественники Безумного Профессора.
Карьера
Пришла Увертка к Отвертке и говорит:
— Давай вместе работать!
— Я бы рада, — отвечает Отвертка, — но как?
— Очень просто. Ты станешь отмыкать, а я буду умыкать. Согласна?
Ударили они по рукам, и Отвертка опомниться не успела, как из Рабочего Инструмента превратилась в самое настоящее Вещественное Доказательство.
Инструмента превратилась в самое настоящее Вещественное Доказательство.
Комплекс неполноценности
Робота Степку не взяли в гарантийный ремонт. Степка вышел из мастерской и присел на скамейку.
«Вот, — подумал он. — Износился. Скоро на свалку отвезут. Плохо быть старым, весь скрипишь, инфракрасное зрение совсем отказало, да и ультрафиолетовое пошаливает. Память тоже прохудилась… и быстродействие…'
Степка со скрежетом разогнулся и покатил к ангару. По дороге ему встретилась группа людей. Робот с завистью оглянулся.
«Счастливые люди. Тело восстанавливается само, запчастей им не надо, и легкие они, не то что металл. А роботом быть плохо.'
Однако, проходившие люди не считали, что им очень повезло. Ведь они возвращались с лекции, на которой им доказали, что в самом ближайшем будущем роботы повсюду заменят людей.
Лечебный эффект
В 17-30 доктор Айболаев изобрел панацею и в 17-40 принял ее. В 17-50 он излечился от легкого гриппа, который намеревался перенести на ногах. Еще через несколько минут доктора навеки покинули застарелый ревматизм и начинающаяся подагра. Без следа зарубцевалась язва желудка, исчезли плоскостопие и обширная лысина. Затем наступила очередь почек, печени и желез внутренней секреции.
Дольше всего сопротивлялся действию панацеи кариес зубов, но в конце-концов чудо-лекарство справилось и с ним.
В 18-30 доктора не стало. Когда последний недуг покинул его тело, от гениального ученого не осталось вообще ничего.
Мамонт
Из крутого обрыва на берегу речки мы с Витькой выкопали мамонта. Мамонт был совсем целый, как он замерз сто тысяч лет назад, так и лежал во льду.
Витька решил мамонта оттаять, а я возражать не стал, хотя у меня был вопрос. Витька начал рубить дрова, стаскивать их к обрыву, я подкладывал дрова в костер, грел в котелке воду и этой водой оттаивал мамонта. Прямо на костре мамонтов оттаивать нельзя — шерсть подпалится, к тому же, если перестараешься, мамонт получится жареный, а нам нужен живой.
Оттаивать мамонтов занятие хлопотное, поэтому я не мог найти времени, чтобы задать вопрос, который не давал мне покоя. Но вот мамонт открыл глаза, отлепился от обрыва, придвинулся к костру, чтобы погреть бок, который еще не совсем отошел. Тогда я увидел, что можно отдохнуть, и спросил у Витьки:
— Зачем нам его оттаивать? Климат теперь для мамонтов неподходящий, недаром же они вымерли.
— А ты поднимись наверх, — сказал Витька.
Я забрался на обрыв. Вокруг расстилалась заснеженная тундра.
— Неужели зима наступила? — удивился я.
— Нет, — ответил Витька. — Это, пока мы возились, новый ледниковый период наступил. Теперь для нас климат неподходящий, а для него — в самый раз.
— Все равно, — не согласился я. — Кому нужен один мамонт?
Мы вернулись к обрыву, посмотрели вниз.
Мамонт рыл землю: растаскивал камни, отгребал бивнями песок. Работал он как хороший экскаватор и
