лучше рассмотреть простиравшиеся перед ним развалины; когда-то это был большой, процветающий город. Конечно, он был покинут в незапамятные времена, никто не осмелился восстановить его после разрушения.
Он подумал о Критолаосе, Карасе, обо всех тех, кто всегда надеялся на освобождение людей гор. Массовое убийство на мысе Тенар переполнило его отчаянием.
Какой ответ на все его надежды!..
Единственная настоящая возможность больших перемен исчезла вместе с Павсанием. План царя имел бы шанс на успех, если бы ему удалось разрушить органы городского правления при поддержке со стороны равных, а возможно и при внешней поддержке со стороны афинян.
Но сейчас все погибло; Фемистокл отправлен в изгнание, консервативное афинское правительство на дружественной ноге с эфорами, которые оказывают сильное давление на царя Плистарха, сына Леонида, и его юного собрата, второго царя Архидама.
Оба отличались доблестью, но у них еще не было опыта, и возникли бы большие трудности при попытке освободиться от давления эфоров и старейшин.
Но все-таки память о падении города Ифома поддерживала гордость илотов и надежды Критолаоса.
Клейдемос свернулся калачиком под одеялом, но уснуть не удавалось, другие мысли переполняли его разум. Забытые, далекие слова, фразы, повторялись как эхо, расплывчатые увядающие образы, казалось, ожили в его памяти.
Тот потрясающий сон, который привиделся ему, когда он, совсем еще мальчишка, спал, прижимая лук царя к своей груди… Оракул пифии Периаллы, напоминание Караса об ее откровении, когда они стояли на поле битвы при Платеях, с его наставлением:
— Вспомни эти слова, Талос, сын Спарты и сын своего народа, в тот день, когда ты увидишь меня снова.
И этот день теперь уже не может быть слишком далеким…
Слова Критолаоса, когда он лежал на смертном одре:
— Человек с одним глазом придет к тебе; он сможет снять проклятие с меча царя…
Что он имел в виду, говоря все это?
И надпись на надгробном камне на могиле Исмены… кто добавил эти слова? Какое сообщение скрыто в них? Что это за бесценный дар? Возможно, жизнь Бритоса, которую стремился сохранить царь Леонид, Лев Спарты? Но царь погиб в битве при Фермопилах. Среди спартанцев не осталось ни одного выжившего. Никто, кроме Бритоса и Агиаса, не вернулся живым из Фермопил… Кто мог знать волю царя?
От усталости веки Клейдемоса стали тяжелыми, и он погрузился в сон среди стен Ифомы, мертвого города. Кажется, что он увидел, возможно, всего лишь увидел во сне, небольшой лагерь… спящего Бритоса… клюющего носом Агиаса, приближающуюся тень… склоняющуюся над Бритосом, словно что-то отнимающую у него, и затем тихо исчезающую.
О всемогущие боги! Послание царя! Послание царя было похищено!
Он вскочил и сел.
Кажется, все становится понятно: дар царя Леонида, который упоминается в надгробной надписи Исмены, должно быть, жизнь Бритоса (может быть, также и его собственная?). Царь хотел спасти жизнь Бритоса. Он дал ему товарища, Агиаса, и в качестве эскорта илота, (и что царь мог точно знать об этом илоте, Талосе, калеке?) и послание. Послание, которое должно было быть доставлено эфорам и старейшинам.
Но что содержало это послание? Никто никогда не сказал ему. Когда они вместе сражались в Фокии и Беотии, сам Бритос признавался, что послание всегда оставалось покрытым тайной.
И Бритос всегда недоумевал, почему распространились слухи о том, что он и Агиас были в тайном сговоре, спасая свои собственные жизни, бросили своих товарищей по оружию в Фермопилах. Почему эфоры никогда ничего не сделали, чтобы пресечь эти слухи, опровергая их?
Говорили даже, что свиток оказался пустым, чистым, но это вообще не имело смысла: у царя Леонида не было причин посылать пустое, чистое послание в Спарту.
Если, конечно свиток не был похищен и заменен… той ночью, около их лагерного костра. Кто вообще мог написать те последние строки на гробнице Исмены, как кажется, зная последнюю волю царя Леонида, которая была определенно изложена в истинном послании, которое Бритос и Агиас доставляли в Спарту?
А теперь, это завещание, на которое остался лишь намек в словах, вырезанных на надгробном камне его матери, взывающее к последнему Клеомениду… или Талосу-волку…
Но кто вообще мог видеть это послание и вырезать в камне те слова? Один из старейшин? Эфор? Все казалось невероятным.
Сразу же ему стало казаться, что он вообще никогда не видел, как кто-то подкрадывался той ночью к Бритосу; возможно, все это лишь приснилось ему. Разве он больше не может отличить сон от действительности?
Клейдемос все еще надеялся, что ночь подарит ему хоть немного отдыха, он перестал ломать себе голову; нужно дождаться, когда он вернется в Спарту в поисках ответа.
Земля, на которой он лежал, была сухая, огромное шерстяное одеяло согревало его. Он снова задремал. Ветер утихал, вся местность погрузилась в глубокую тишину. Внезапно послышался шум от взмахов крыльев: хищные птицы поднялись из развалин в поисках корма, взлетая в темноте.
Незадолго до рассвета его резко разбудило ржание лошади: животное нервничало, словно кто-то разговаривал с ним. Конь бил по земле копытом, из ноздрей валил пар тяжелого дыхания.
Когда Клейдемос встал, чтобы успокоить его, конь попятился назад и попытался вырваться на свободу. Явно напуганный. Клейдемос осмотрелся вокруг, но ничего не увидел. Он подошел к лошади, разговаривая с ней и успокаивая ее, отвязывая поводья, привязанные к кустам. Он старался погладить ее по морде, но гнедой не проявлял никаких признаков успокоения, понятно было, что-то вывело его из равновесия, и он очень встревожен.
Клейдемос подобрал свое одеяло, и, крепко придерживая поводья, потащил коня подальше от стен.
В этот момент он услышал глухой гул, задыхающийся рев, идущий из-под земли. Он испугался: все рассказы, услышанные им еще в детстве, когда он был мальчишкой, внезапно стали правдоподобны. Он пожалел, что вообще ступил сюда ногой.
Пока он пытался стащить лошадь вниз с холма, он услышал другой толчок с грохотом и почувствовал, как задрожала земля. Сначала легкий толчок, затем сильное, продолжительное сотрясение, которое заставило его закачаться. Более сильный толчок заставил его упасть на землю вместе с конем, который едва не раздавил его.
Когда он катился по грязной тропе, он услышал грохот падающих руин. Подняв голову, он увидел, как огромные валуны падают вниз на землю, срываясь с башен и верхней части стен. Земля снова задрожала, сотрясаясь под ним, срывая еще больше камней, которые падали, поднимая огромные столбы пыли.
Боги разрушали то, что осталось от Ифома, а наверху, на небе собирались огромные свинцовые тучи, грозящие дождем.
Молния пролетела через лиловато-синее скопление туч, освещая всю гору ослепляющим светом, раздался раскат грома. Быстрой чередой пронеслось еще огромное множество молний, сглаживая призрачные тени бастионов и крепостных валов на земле. Гремели раскаты грома, следуя друг за другом с таким грохотом, что, казалось, земля разверзнется, поглощая город.
Клейдемос застыл, как каменный, созерцая происходящее перед ним, уверенный, что подточенные стены с грохотом упадут на него и похоронят его. Затем, всего лишь на мгновенье, он оглянулся и побежал вниз по склону по возможности быстрее, спотыкаясь и падая снова и снова, вымазанный грязью, с кровоточащими локтями и коленями.
Наконец, он добежал до подножья горы и позвал коня. Конь прискакал, поводья болтались между его ног. Клейдемос вскочил в седло и изо всех сил пришпорил скакуна.
Животное галопом ринулось вперед, размахивая хвостом в воздухе, выпуская из расширенных ноздрей огромные облака пара; при каждом ударе молнии на тропу его зрачки расширялись. Всадник продолжал
