– Куда, батя? Не спеши! Приведут. Не ранен он, аппендицит у него!
– Не ранен? – Григорий Сергеевич оглянулся, еще раз посмотрел на мою забинтованную голову, махнул рукой – «рассказывай!» – и побежал.
В этот же вечер в госпитале Виктору сделали операцию. И, сказали врачи, вовремя. Пришлось даже Ивану Ивановичу выделить несколько порошков сульфидина из тех, что он с большим трудом достал в Кировограде для одного из летчиков, заболевшего воспалением легких. Тогда обошлось без сульфидина, и теперь Иван Иванович берег эти порошки пуще зеницы ока.
Отец Королева успокоился, ночью долго не давал мне спать, расспрашивая о последнем бое, о боях, проведенных с Виктором раньше.
Снова в боях
После Вапнярки машина наконец выбралась из густой украинской грязи и быстро покатила по сухому, хорошо накатанному проселку. Впервые за всю дорогу за ней потянулся шлейф пыли.
Я улыбнулся: ничего не изменилось, все так же, как и во время последнего вылета, хотя и прошло больше двадцати дней. Тогда тоже при подходе к цели вместо луж на полях мы увидели под собой подсохшую землю, пыль на дорогах…
Из-за ранения я не летал с тех пор. Полк успел сменить два эродрома.едва поспевая за уходящей линией фронта. И все равно летать приходилось далеко. Через пять дней после того памятного боя у переправы через Днестр, 26 марта 1944 года, наши войска вышли к государственной границе СССР – реке Прут, а на следующий день река была форсирована. К 9 апреля на территории Румынии были форсированы реки Серет, Сучава, и фронт достиг предгорий Карпат, вплотную приблизился к городу Яссы. Дальнейшее наступление приостановилось, так как противник ввел в бой сильные резервы и в ряде мест предпринял контратаки…
Машина тем временем подъехала к полевой площадке, на которой расположился полк, и остановилась у землянки командного пункта. Я поднялся, потянулся, чтобы расправить мускулы, затекшие от длительного сидения на ящиках со штабным имуществом, и тут же увидел заходящую на посадку четверку истребителей. По номерам определил: Архипенко, Бургонов, Лусто… «Наши!» – схватил вещмешок, выпрыгнул из кузова и побежал к стоянке, туда, куда заруливали только что севшие самолеты. «Кто же четвертый?» – мучил меня вопрос. Номер самолета незнакомый – тринадцатый.
– Здравствуй, батя! – поздоровался на бегу с отцом Королева. – Где Виктор?
– Здравствуй. Там, – старик махнул рукой в сторону стоянки. – Под своим самолетом.
Я побежал дальше, хотя этого можно было и не делать: навстречу, к командному пункту, шли все летчики эскадрильи. Замедлил шаг, подошел к Архипенко.
– Товарищ командир, младший лейтенант Мариинский прибыл.
– Здоров, – Архипенко протянул руку. – Как, здеся, добрался? Обедал уже? Нет? Пойдем с нами.
– Вот вещмешок только отдам механикам.
– Давай сюда сидор-то, – взял вещмешок Виктор. – Сейчас мы это организуем. Петро! – окликнул он своего механика. – На сидор, отнеси на самолет!
Мы с Королевым немного отстали от остальных и некоторое время шли молча. Первым заговорил Виктор.
– Значит, снова вместе, – произнес он таким тоном, будто расстались мы не два дня, а по крайней мере два месяца назад. – Узнаешь местность?
– А как же! Да, а кто летел сейчас четвертый?
– Лебедев… Боев-то почти нет, вот и натаскивают его после перерыва.
Лебедев… Перерыв и в самом деле у него был солидный. Еще во время боев за Днепр, 24 октября 1943 года, он был сбит и выпрыгнул с парашютом на территории противника. Так доложили летчики, участвовавшие в том бою. О дальнейшей его судьбе ничего не было известно.
«Пропал без вести» – такое сообщение пошло по всем инстанциям. А в феврале он сам пришел на аэродром и рассказал, что в бою на его «Кобре» было перебито ножное управление, самолет свалился в штопор. Из-за малой высоты вывести из штопора не смог, выпрыгнул с парашютом. При приземлении – купол еще не успел полностью раскрыться – ударился о землю, потерял сознание. («Да… – подумал тогда каждый. – И полностью раскрытый парашют на таких не рассчитан…» Сергей имел рост добрых метр девяносто и был плотной комплекции.) Пришел в сознание, когда немцы уже отобрали у него документы и пистолет. Попал в плен… Но при переезде из Гуляй Поля сумел бежать и скрывался у колхозника Исакова в селе Фрейлебен до прихода частей Красной Армии. Затем вернулся в свой полк.
Примерно в те же дни в полк вернулся и Жора Ремез. Но у него все было просто. 17 декабря 1943 года его сбили. Выпрыгнул. Попал в плен. Бежал. Сражался в партизанском отряде – он и на аэродром пришел с немецкой винтовкой и с красной лентой, нашитой наискось на летный шлем. Принес справку от партизан, и его сразу стали брать на задания. А Лебедев… Проходил дополнительную проверку, потом возникали новые причины: не было самолетов, шли сильные бои…
– Лебедев? Ну, давно пора было летать ему! Жалко смотреть на него на аэродроме…
Наши войска продолжали вести наступательные действия. Они захватили плацдарм на правом берегу в излучине Днестра в районе Григориополь. С него и непосредственно угрожали Кишиневу. Здесь наступала 5 -я гвардейская армия. Почти в то же время начала наступление на Яссы, в Румынии, 27-я армия. И тут и там требовалось прикрытие – контратаки противника поддерживались интенсивными действиями крупных групп бомбардировщиков, переброшенных сюда с аэродромов Крыма. Фашисты сконцентрировали здесь до тысячи двухсот самолетов, из них только истребителей более четырехсот пятидесяти. А 7-й истребительный авиакорпус, прикрывавший наступающие армии, имел в наличии к 1 апреля всего шестьдесят четыре боевых самолета…
Кроме того, гитлеровцы пользовались своей обычной тактикой – их самолеты могли часами не появляться над линией фронта. Но зато потом сотни бомбардировщиков и штурмовиков поднимались с близлежащих аэродромов и атаковали советские войска. А наши истребители могли быть над линией фронта лишь по десять минут: слишком далеко располагались их посадочные площадки. Из-за этого они вынуждены были действовать небольшими группами – по два, максимум по четыре самолета. Иногда собирались группы
