Проверю утечки и все такое прочее.
Для Бьяджио все это было чересчур сложно, и он отмахнулся от этих слов.
— И все равно я хочу быть в курсе. Сейчас вся моя жизнь — здесь. Я не хочу, чтобы моя вилла испарилась. И не проводи испытание один. Я найду тебе помощников. Мне не нравится, когда ты возишься один. У тебя ужасный вид. Тебе надо больше бывать на солнце.
— Помощников? — презрительно фыркнул Бовейдин. — Если ты хочешь, чтобы мне помогали, Ренато, выкради мне кого-нибудь из моих военных лабораторий. Мне не нужна помощь от твоих сборщиков маслин. Я провожу так много времени здесь, внизу, потому что у меня работа. Не забывай: мне одному приходится и делать снадобье, и доделывать это проклятое устройство. Саврос и Никабар…
— Хватит! — отрезал Бьяджио. — Все очень заняты, мой друг. Люди начинают раздражаться. Я это понимаю. — Он придал своему голосу медово-сладкие интонации. — Но сегодня тебе стоит прийти на ужин. И ради разнообразия переоденься. Надень какие-нибудь ботинки. Я хочу, чтобы вечер прошел цивилизованно.
— Ренато…
— Я тоже устал, Бовейдин. Я хочу вернуться в Нар. И я не хочу свар. Отдохни немного. Поспи. Увидимся вечером.
Большую часть дня Симон спал. Все еще не придя в себя после долгого путешествия и ночи в подземельях Савроса, он не мог заставить себя покинуть постель и спал глубоким и крепким сном до самого заката. Он почти не цидел снов, но когда они все-таки приходили, перед ним вставали белые испуганные лица. Хакан, захваченный им в плен триец, ненадолго потревожил его сон. Он задавал вопросы на своем таинственном языке, умоляя Симона объяснить ему, почему он похитил его и почему отдал в руки безумца с ножами. И по пробуждении Симон вспомнил этот сон и внезапно обрадовался, что уже пора вставать. Пройдя через спальню, он встал у окна. Ковер холодил босые ноги. Вдали был виден лунный свет на воде и вездесущие силуэты Черного флота. К ним прибавился еще один корабль, больше остальных. И темнее. Симон мгновенно узнал «Бесстрашного». Флагман Никабара! Адмирал вернулся с Драконьего Клюва. Симон улыбнулся. Его господин вечером будет в хорошем настроении. Может быть, в таком хорошем, что его можно будет попросить об одолжении.
— После трапезы, — мягко напомнил себеСймон. — Осторожнее…
Эрис будет довольна, а он слишком сильно любит ее, чтобы не обратиться к господину с этой просьбой. Симон не знал случая, чтобы Рошанны вступали в брак — за исключением тех случаев, когда это было нужно для взятой на себя роли, — но он знал, что для Бьяджио он не просто агент. Каким-то странным образом они стали друзьями. И Симон — не раб. Он свободный человек, служивший графу долго и преданно, а свободный человек имеет право просить о вознаграждении. Хотя благородная кровь Бьяджио не дает им стать равными, Симон знал, что ему принадлежит особый уголок в сердце его господина. Сегодня он этим воспользуется.
Он поспешно вымыл лицо и руки. Прохладная вода оживила его. Скоро Бьяджио уже будет ожидать его прихода. Он причесал волосы, мимоходом посмотревшись в зеркало. Господин предвкушал этот вечер, и Симону хотелось выглядеть как можно лучше. Если он хоть чем-то разочарует Бьяджио, то в милости ему будет отказано. Когда Симон удовлетворился своим внешним видом, он направился к шкафу и выбрал тонкую рубашку и брюки. Свой наряд он дополнил широким кожаным поясом и блестящими мягкими сапогами выше колен. Ухмыльнувшись своему отражению, Симон отправился искать Бьяджио.
Дворец был привычно тих. Проходя по коридорам, Симон слышал далекие звуки деятельности прислуги. Из кухни долетали тонкие ароматы. У него тихо забурчало в животе, напомнив, что он голоден. На Кроуте были лучшие повара и блюда империи. В этом были уверены все местные жители. Мать Симона была прекрасной поварихой, хотя и не родилась на Кроуте. Всякий раз, чувствуя голод, он начинал тосковать по ней. Иногда он так сильно скучал по Кроуту, что не мог подумать о том, чтобы с ним расстаться. И если они больше никогда не вернутся в Нар, Симон возражать не станет. Черный город холодный и высокий, а Кроут — теплый и плоский. Здесь хорошо осесть навсегда. Симон не сомневался, что Эрис полюбит остров. До этой поры она видела только позолоченную клетку — дворец Бьяджио, но если ему хоть раз удастся вывести ее на базары или пройтись с ней по берегу, она полюбит этот великолепный город.
Симон прошел в личные покои графа по коридорам из скульптур, мимо увешанных гобеленами стен. Огромное окно выходило в парк, заливая коридор лиловым лунным светом. Здесь, в покоях господина, воздух был сладким и пах сиренью. Через открытые окна врывался солоноватый запах морской воды. Когда Симон был мальчиком, он любовался белым дворцом на холме и пытался представить себе богатство его владельца. Эти картины питали воображение ребенка, притягивали его к Бьяджио. Тогда он был беден, жаждал золота и власти, которую оно может купить. Теперь, спустя много лет, проходя по залам дворца, Симон все равно испытывал прилив чувств.
Когда он наконец оказался в личных покоях Бьяджио, двойные двери были открыты. Симон осторожно заглянул внутрь. Бьяджио сидел в красном кожаном кресле у окна, спиной к двери, и неспешно пил херес. Золотые волосы графа блестели в лунных лучах, отраженных зеркалами. Не успел Симон постучать, как Бьяджио заговорил.
— Я сидел тут и думал, — тихо проговорил граф.
Симон помедлил. Было ли это приглашением? Он осторожно вошел в комнату и стал приближаться к господину. Бьяджио дышал спокойно и медленно, словно он был пьян или почти заснул.
— Господин, — встревоженно спросил Симон, — вы себя нехорошо чувствуете?
— О нет, прекрасно, милый Симон. Я просто расслабился. Здесь так красиво, правда?
Симон остановился в шаге позади Бьяджио.
— Да, очень красиво. Я в последнее время и сам так считаю.
— Мне бы хотелось больше времени проводить здесь. Я слишком долго отсутствовал, не занимался делами…
— Призыв долга, — жизнерадостно откликнулся Симон. — Вы были нужны Нару…
— Да. — Бьяджио отставил рюмку с хересом. Украшенная драгоценными камнями рука поманила Симона ближе. Когда он приблизился, неестественно яркие глаза вспыхнули яростным огнем. — Мне нужно, чтобы сегодня вечером ты оставался подле меня. И я хочу, чтобы ты молчал. Просто будь рядом.
Симон пожал плечами. Он всегда был рядом с господином.
— Конечно. Вам не надо об этом беспокоиться, милорд,
— Остальные начинают испытывать нетерпение. И Никабар привез новости из Нара. Я тревожусь о том, какая будет на них реакция. Держись рядом со мной. Напомни им о моей силе. Мне надо, чтобы они мне доверяли. Или чтобы они меня боялись. Что именно — не важно.
— Милорд, я буду с вами. Всегда.
Бьяджио одарил его теплой улыбкой, в которой ощущалось необузданное безумие. Он протянул Симону руку.
— Ты — мой самый лучший друг, — объявил он. — Ну, идем. Отправляемся ужинать.
Симон взял графа за руку и помог ему встать с кресла. Хотя свободные одежды заставляли Бьяджио казаться хрупким, Симон знал, что его господин отнюдь не слаб. Снадобья, которые сохраняли ему жизнь, имели немало побочных эффектов. Помимо необычного цвета глаз Бьяджио обладал почти нечеловеческой энергией и был одним из самых сильных людей империи. Никто бы не смог бежать быстрее и дольше, не запыхавшись, никто бы не смог поднять над головой больший вес. И тем не менее графу нравилось, чтобы за ним ухаживали, и он редко хвастался своей силой. Он ел немного и только самую лучшую пищу, а вина всегда выбирая свои собственные, со своих безупречно содержащихся виноградников. В прежнем Наре Бьяджио пользовался репутацией франта, но никто не осмеливался сказать ему это в глаза.
Глава Рошаннов нарядился к обеду. Его отделанный соболями плащ шуршал по-особенному, роскошные волосы волнами падали на плечи. Почти на каждом пальце у него сиял драгоценный камень, зубы сверкали улыбкой, как у вышедшего на охоту волка. Граф внимательно осмотрел Симона. На его лице появилась одобрительная улыбка.
— Готовы? — спросил Симон. Бьяджио кивнул:
— Пойдем.
Как всегда, граф Бьяджио пошел первым. Он вышел из комнаты изящной и стремительной походкой, от которой развевался плащ. Симон следовал за ним, привычно отстав на шаг: достаточно близко, чтобы
