— Я это делаю лучше всего.
Не дожидаясь Дараго, она начала карабкаться по скрипящей серебристой лестнице. Дараго полез следом, и когда они поднялись на пятьдесят локтей, то оказались на площадке лесов, лицом к лицу с сироткой. Лорлу пьянили высота и сияющие краски. Зная, что до свода не достать, она все-таки протянула руку вверх и вздохнула.
— Жаль, что я не могу до нее дотронуться, — печально проговорила она. — Она такая красивая!
Не задумываясь, Дараго обхватил ее за талию и поднял вверх, к Элиоэс. Лорла радостно заверещала. Стоявшие внизу подмастерья Дараго только таращили глаза.
— Она уже высохла, — сказал Дараго. — Можешь потрогать.
Лорла очень осторожно приложила пальцы к потолку. Казалось, ее прикосновение заставило Элиоэс улыбнуться. Лорла провела пальцами по шее девочки, едва к ней прикасаясь, потом потрогала великолепно выписанную ткань воротника. Кожа сиротки была розовой, живой. Она казалась настоящей, словно Дараго заточил в гипс настоящую девочку.
— Ох… Это чудесно…
— Это моя гордость, — прошептал Дараго. — Мне кажется, что она получилась более живой, чем все остальные мои фигуры. Когда ее покажут Нару, она растопит сердце этого города.
— Отец Эррит ее видел?
— Нет. Пока не видел.
— Он ее полюбит больше всех остальных картин потолка. Она будет его самой любимой. Я это знаю. — Лорла оторвала взгляд от изображения. — Поставь меня обратно, пожалуйста.
Дараго послушался, осторожно вернув ее на платформу лесов.
— Тебе понравилась моя нарисованная дочка, правда?
— Да, — сказала Лорла. — Мне хочется побольше о ней узнать. Расскажи мне все, что ты знаешь про Элиоэс.
— Я знаю только то, что я здесь нарисовал, — признался Дараго, рассмеявшись. — Она девочка. Я вернул ее из мертвых. К ней прикоснулся Бог, а теперь Бог прикоснулся и ко мне, чтобы я снова вернул ее к жизни. Со мной всегда так бывает. — Он продемонстрировал Лорле свои руки. Они оказались мозолистыми, огрубевшими, покрытыми высохшей краской. — Это руки Бога. Когда я работаю с красками или камнем, они мне не принадлежат. Мною владеют Небеса. Я инструмент ангелов.
Лорла кивнула, делая вид, будто понимает.
— Это Бог велел тебе нарисовать Элиоэс?
— Да, только по-своему. Все это я делаю не один, Лорла Лон. — Он широким жестом обвел потолок. Казалось, его слушают все изображенные им ангелы. — Те тролли, которых ты видишь внизу — те, кто мне помогают, — они ничто! Для Бога они что муравьи. Может быть, наступит время, когда они сами создадут нечто великое, но это случится лишь тогда, когда их подвигнет Бог. Как он подвигает меня.
— Мне нравится Элиоэс, — вздохнула Лорла. Она снова посмотрела на безмятежное лицо сиротки, которое стало таким умиротворенным в эти мгновения Божественного исцеления. — Мне хочется узнать о ней побольше. Пожалуйста, расскажи мне о ней, мастер Дараго.
— Ты обратила свой вопрос не по адресу. Спрашивай меня о красках и камне. А о ребенке спроси святого отца.
— Хорошо, — согласилась Лорла, — спрошу. — Она подалась вперед и неожиданно для Дараго поцеловала его. — Спасибо тебе, мастер Дараго. Большое спасибо.
Не дожидаясь художника, она полезла вниз так быстро, что леса закачались. Ее охватила знакомая жажда знаний. Лорла быстро шла по коридорам, мимо исповедален, где исповедники в закрывающих лицо капюшонах выслушивали прегрешения нарцев, по широкой пышной лестнице, ведущей к покоям отца Эррита. Лорла не видела Эррита после завтрака — и только сейчас сообразила, что вообще редко видится с ним в середине дня. Она решила, что сделает своему опекуну сюрприз. Он будет ей рад. Он всегда ей рад.
Лорлу переполняли вопросы о сиротке Элиоэс. Неужели она была действительно такая красивая, какой ее изобразил Дараго? Она и правда была сирота? И если она действительно святая, значит, Лорла нашла себе покровительницу.
«Святая покровительница сирот», — с улыбкой подумала Лорла.
В коридоре, ведущем к спальне Эррита, Лорла пошла медленнее. Величественный коридор подавлял. Статуи и портреты взирали на девочку высокомерно, но кроме них, в коридоре никого не было. В охранниках Эррит не нуждался, а его священники всегда были чем-то заняты. Даже отца Тодоса нигде не видно было. Это Лорлу обрадовало. Тодос ей нравился, но сейчас лучше бы оказаться с Эрритом наедине, чтобы расспросить его без помех. Комнаты Эррита располагались в конце коридора: вход в них закрывали большие двустворчатые двери на бронзовых петлях и с барельефами в виде химер. Лорла медленно приблизилась, идя на цыпочках, чтобы ее не услышали. Прижав ухо к двери, она прислушалась. В комнате слышалось дыхание, тяжелое и неровное.
Секунду она стояла в нерешительности, гадая, как ей поступить. Но любопытство пересилило сомнения, и она медленно и бесшумно повернула дверную ручку. Дверь не была заперта и легко открылась. Бронзовые петли поворачивались беззвучно, и между створками быстро образовалась заметная щель. Лорла одним глазом заглянула в комнату. В богатой спальне было полутемно из-за опущенных штор. Странное дыхание стало громче. Лорла опасливо увеличила щель, пытаясь разглядеть, что там в комнате. Она увидела парадную накидку Эррита, небрежно брошенную на пол. Рядом с ней валялся его белый воротник. А дальше был сам Эррит.
Архиепископ Нара стоял на полу на коленях, ссутулив плечи и уронив голову на грудь. Он был в одежде, но один рукав почему-то закатал почти до плеча. Крепко прижимая к груди обнаженную руку, Эррит стонал, медленно раскачиваясь взад и вперед. Из запястья этой руки торчала крошечная серебряная игла, и через нее в тело епископа сочилась из стеклянной трубки синяя жидкость. Эррит мычал себе под нос какую-то стонущую мелодию, нечто вроде гимна, прерываемого судорожными вздохами.
При виде его Лорла замерла.
Она стала открывать дверь — сначала осторожно, потом смелее, поняз, что епископ ее не слышит, вошла и закрыла за собой дверь. Эррит продолжал раскачиваться. Лорле показалось, что он плачет.
— Отец Эррит?
Эррит обернулся на голос. От потрясения у него открылся рот.
— Лорла! — прохрипел он.
— Что это? — спросила Лорла, не осмеливаясь приблизиться к нему. — Что с тобой случилось?
Торчащая в руке Эррита игла блеснула в луче света. Лорла почувствовала прилив тошноты — тяжелый удар нежеланного воспоминания. Она неловко попятилась, налетев спиной на дверь, не в силах оторвать глаз от аппарата, присоединенного к руке Эррита. Епископ протянул к ней скрюченные пальцы.
— Нет! — простонал он. — Ничего со мной не случилось. Не бойся.
Но Лорла не могла не бояться. Ее охватил какой-то непонятный ужас. При виде иглы и синего зелья живот свело судорогой, позывом на рвоту. Лорла закрыла глаза, пытаясь унять тошноту. Ноги ее не держали, и она тяжело привалилась к стене.
— Что это? — пронзительно вскрикнула она. — Что ты с собой делаешь?
— Лорла, пожалуйста! — настоятельно повторил Эррит. — Не бойся. Ничего со мной не случилось. Просто мне это нужно. Это лечение.
— Какое?
— Открой глаза и посмотри на меня! — потребовал епископ.
Лорла послушалась. Эррит по-прежнему стоял на полу, на коленях, с воткнутой в руку иглой. Встревоженное лицо покрылось каплями пота. Протянутая к ней рука молила ее приблизиться.
— Это я, малышка, — прошептал он. — Это все тот же я. Не бойся. С тобой ничего плохого не будет.
Лорла осталась на месте: она была не в состоянии пошевелиться. Что-то давным-давно забытое промелькнуло в ее голове: воспоминание о боли и монотонных голосах. Она вдруг оказалась в комнате без окон — и ей было очень холодно. Чьи-то руки держали ее, прижимали к постели. А она кричала.
Лорла раскрыла рот, чтобы завопить, но горло отказывалось издавать звуки. Эррит смотрел на нее с
