изменилось, и я бы очень хотела знать почему.
— Что ты имеешь в виду?
— Все эти твои непредсказуемые вспышки, плохое настроение и непостоянство…
— Умоляю тебя! Это лишь слова! И все это очень по-женски… Одни эмоции, и никаких фактов!
— Согласна, у меня очень эмоциональная речь, но ты не отвечаешь на мои вопросы!
— Задай их, и я отвечу!
— Это не трудно! Например, почему, пригласив меня приехать, ты теперь отрицаешь важность моей работы?
— Хватит паранойи! Я с уважением и интересом отношусь к твоей работе! Но в данном случае, я считаю, ты рискуешь нанести больше вреда Веронике…
— Это пустая болтовня! Просмотрев кассеты, ты смог убедиться, что я продвигаюсь в моих исследованиях. Вероника заговорила, она упомянула о вещах, которые могли способствовать успешному ходу нашего расследования! Я уже почти установила контакт с духом, который в нее вселился…
— Скажешь тоже! Даже Мишель был настроен скептически!
Она пожала плечами:
— Может быть, но не он пригласил меня приехать, и, даже если тебе это не нравится, он иногда руководствуется моими интуитивными выводами! Парадоксально, но он не такой упрямый, как ты!
— У тебя есть другие вопросы?
Мюрьель встала, едва сдерживая гнев.
— Нет! — Открыв дверь, она обернулась. — Впрочем, один вопрос у меня все-таки есть! Когда у тебя хватит духу честно высказать свое мнение?
Мюрьель покинула кабинет, хлопнув дверью. Со слезами на глазах она быстро вышла на улицу, стараясь, чтобы ее никто не заметил. Долгое время она шла наугад по улицам Алеса в самой гуще толпы. Ей хотелось видеть улыбающихся людей, счастливые пары, слышать обрывки разговоров и смех.
В конце концов она успокоилась, и ей захотелось кому-то довериться. Подумав о Мишеле, она зашла в телефонную кабину и позвонила ему на мобильный.
Приняв близко к сердцу ее огорчение, Мишель постарался ее утешить и предложил заехать за ней в клинику через полчаса.
Мюрьель взяла себя в руки, вернулась и села на скамейку в сквере недалеко от клиники.
Стояла прекрасная погода. В нескольких шагах от нее городской садовник поливал газон и цветочные клумбы. От земли и влажной травы исходил сладковатый запах. Чуть поодаль, в песочнице, дети строили замки из песка под внимательным взглядом матерей.
Мюрьель поудобнее расположилась на скамейке и закурила сигарету, чтобы полнее прочувствовать миг безмятежности. Она так редко могла насладиться гармонией с окружающим миром! Вечно надо было бежать, действовать, размышлять. Она отдавала себе отчет, что жила не в своем естественном ритме, а в том, какого требовала ее работа… Это казалось странным и неправильным. Тем более что Эндрю страдал от этого больше всего. Придя в ужас при мысли, что недостаточно любит сына, она решила отныне больше времени уделять общению с малышом. Это немного успокоило Мюрьель, и совсем в другом настроении она направилась к месту встречи с Мишелем.
Оставив машину на стоянке, чтобы не ездить по центру города, Мишель пришел на свидание пешком. Мюрьель нашла его очень привлекательным. Ей импонировали его легкая походка, непринужденный стиль в одежде. Но больше всего ее волновала его улыбка. В ней было что-то трогательно-детское…
Он властно взял ее под руку и повел в открытое кафе, расположенное неподалеку от рынка. Мюрьель нравилось подчиняться ему, и она была счастлива, что хоть один раз ей не придется самой принимать решение. Они выбрали столик в тени цветущей изгороди и заказали кофе и воду.
После того как им принесли заказ, Мюрьель рассказала Мишелю в подробностях обо всем, что произошло в клинике. Слушая ее рассказ, он безуспешно пытался найти связь между этим и предшествующими событиями.
— Еще одно препятствие, которое надо будет преодолеть, — заключил Мишель, когда она закончила.
— Что ты хочешь сказать?
— Что мне это кажется логичным…
— Ты можешь выражаться яснее?
— Скажем, это событие не является из ряда вон выходящим. В конфликтной ситуации это называется «стратегия выжженной земли». У противника изымается все, что может оказаться полезным. По здравом размышлении получается, что мы представляем угрозу для того или тех, кто замешан в этом деле. Поэтому Антонена нейтрализовали, Эмиля убили, Веронику увезли. В то же время на нас пытались воздействовать физически и морально.
— Вероятно, это так, но мы наконец знаем, кто наши противники. Это семья Дюваль, Полен, скорее всего и Ноэми…
— И еще Жером, — вставил Мишель, — даже если он это делает бессознательно.
— Хватит, прошу тебя!
— Знаю, что тебе это не нравится, но если хочешь идти до конца, надо быть честным с собой. Ты не можешь отрицать, что он лишил тебя всякой возможности продолжать исследования.
Он был абсолютно прав, и Мюрьель промолчала.
— При этом, — продолжил Мишель, — знать всех участников дела недостаточно… Это не дает нам права утверждать, что каждый из них виновен. Все может оказаться гораздо сложнее.
— У тебя есть какая-то идея?
— Нет. Но я пытаюсь докопаться до истины. Я полностью уверен лишь в том, что внешняя доброжелательность семьи Дюваль — это миф.
Для доказательства своей теории Мишель пересказал ей разговор с Пьером.
— Но здесь что-то не сходится, — подметила Мюрьель. — Никто из опрошенных нами людей не похож ни на колдуна, ни на любителя колдовства.
— Это не всегда написано на лице!
— Верно. Тем не менее уже можно исключить женщин. Трудно представить, чтобы какая-нибудь из них прогуливалась ночью по деревне или бродила по дому Жерома. Речь идет скорее о мужчине, которого я могу охарактеризовать следующим образом: загадочный, вероятно, грубоватый, но это не значит, что недалекий, сильный и очень чутко воспринимающий природу. Кто-то вроде Эмиля в пятьдесят лет. Во всяком случае, подозреваемый, о котором я думаю, не похож ни на Пьера, ни на Полена, не говоря уже о том, что Антонен нейтрализован.
— Кстати, ты его навещала?
— Я была настолько потрясена всем случившимся, что это вылетело у меня из головы… Но я вернусь туда забрать оборудование.
К этому времени они проголодались и заказали фирменные сандвичи, потом стали говорить о другом, в частности об Эндрю, за которого беспокоилась Мюрьель.
Она рассказала, что звонит сыну каждый день и начинает сильно по нему скучать. Мишель слушал ее с какой-то печалью, и она это заметила.
— Ты, кажется, жалеешь, что у тебя нет детей?
— Да, немного. В моем возрасте мужчина не может не думать об этом. Но, полагаю, если бы мне суждено было их иметь, я бы давно стал счастливым отцом…
Растрогавшись оттого, что его слушают, Мишель приподнял завесу своей личной жизни. Он снова вспомнил об отце, уехавшем сразу после его рождения. По нескольким фотографиям и тому, что рассказывала о нем мать, Мишель выдумал его сам. Это был мифический отец с замашками авантюриста, красивый, умный, потерявшийся не то во время бури, не то в непроходимых джунглях. Инспектор в который раз заговорил о матери, с которой прожил до восемнадцати лет, и вспомнил, что ему было крайне тяжело с ней расстаться. Потом Мишель заключил:
— Вероятно, я должен быть тем, кто я есть: единственным избалованным сыном, не знающим реальных трудностей жизни.
— Может, ты еще и немного капризный? — предположила Мюрьель, взволнованная его искренним
