сказал: – Захвати и фотокассеты. Это для нас… Интересно все ж, сколь хватанем.
Вася Карасев с готовностью мотал головой:
– Ага, ага.
– Дуй, Карась.
Вася быстро потопал к дозиметристам.
– Дима и Федя… Вы тащите пожарный шланг от ближнего гидранта в двери центрального зала. Проверьте, чтоб была вода. Шланг поставьте под давление. Ну и… наши «манипуляторы».
Так Пробкин называл металлические клещи типа кузнечных, с удлиненными рукоятками и защитными козырьками из листового свинца, которые сработают в случае, если придется хватать и тащить в бассейн выдержки обломки урановой топливной кассеты.
В те давние времена, когда Фомич начинал свою ядерную одиссею, плутониевые блочки и их обломки при авариях, бывало, выхватывали голыми руками. Так делали Булов, он, Фомич, и многие другие. Поначалу просто не знали. А потом… Потом…
«Где-то вы, мальчики?! Э-хе-хе!..» – с горечью подумал Фомич, глядя на свою обструпленную ладонь.
«Тут тож недалече ушли… Обломок ТВЭЛа – что твоя нейтронная бомба. От нее пять-шесть тысяч рентген в час светит. Схватить такую клещами да пробежать до бассейна выдержки… Тоже наследственность испортишь… А то еще клещами не ухватишь, так уж…» – Фомич не стал думать дальше и прошел на пульт дистанционного управления разгрузочно-загрузочной машиной РЗМ.
Оператор РЗМ Ненастин нервничал. Зыркнув на Пробкина, он возбужденно вытаращил глаза:
– Кассету расклинило! Придется рвать, Фомич! Как?! Тебе ведь «подметать»… Все торчащее, лишнее, что не втянется в пенал скафандра, частью останется на полу центрального зала, частью осыплется в «гусак». Что будем делать?
Пробкин с улыбкой смотрел на взъерошенного Ненастина. Обожал Фомич всех людей, умеющих и любящих работать. А этот скуластенький, белобрысый парнишка, оператор РЗМ, с выражением всегдашней озабоченности на лице, особенно нравился Пробкину. И потому, что молод, и потому, что «рацух» подал и внедрил уже десятка полтора. Какое-то теплое внутреннее доверие ощущал Фомич к таким людям, а к молодым еще и отеческое чувство.
Пробкин погладил Ненастина по плечу.
– Тяни, Витек, тяни, не боись!
Ненастин щелкнул ключом управления и сказал:
– Видал, Фомич?! На динамометре уже тонна… В норме – при семистах килограммах топливная сборка уже шла.
– Тяни, Витек, тяни! Где наша не пропадала!.. Она ведь, заноза, растопырилась в канале. Чего ж ты ждешь? Тяни!
Ненастин добавил несколько щелчков ключом. На экране телевизора контрастно виднелись части плитного настила атомного реактора, так называемого «пятачка», демонтированные с дефектных технологических каналов. Они были расставлены по бокам и напоминали со стороны детские кубики.
Видны были также верхушки технологических каналов с густо отходящими от них мелкими трубопроводами, которые Фомич обзывал попросту – «лапша». Эта-то «лапша» и составляла предмет его главного беспокойства. Ненастин накрошит сейчас туда ядерной трухи, провалится она сквозь решетку труб вниз на поверхность «Елены» (верхняя часть корпуса реактора) – и не достать ее. Нахватаешься тут…
– Пошла! – крикнул Ненастин. – Пошла! Пятьсот килограмм! Нагрузка меньше нормы!.. Часть кассеты наверняка оборвалась, осыпалась…
«Обрадовался…» – с горечью подумал Фомич.
Мощный черный цилиндр контейнера РЗМ, нависший над каналом, вздрагивал.
На панели пульта оператора РЗМ загорелся верхний конечник.
– Все! Втянул! – сказал Ненастин и тревожно глянул на Пробкина. – Ну что, Фомич?.. Двигаю мост РЗМ к бассейну выдержки? Или как?.. Сброшу кассету в воду и оставлю машину там… Сейчас в центральном зале ревуны взвоют. Только держись! Твой час теперь… Ни пуха ни пера!
– Тьфу-тьфу! – сказал Пробкин несколько тише обычного и медленно побрел к центральному залу, приказав Ненастину: – Трогай!
Дима, Федя и Вася Карасев сидели на пластикатовом полу, прижавшись к стене, недалеко от входа в центральный зал и курили. Переходы от стен к полу на атомных электростанциях закругленные, чтобы в углах не застаивалась радиоактивная грязь. Пластикат настилается и на закругления, заходит немного на стену и прижимается к ней нержавеющей полосой, пристреленной дюбелями по всей длине.
Рядом с сидевшими на полу ремонтниками нервно прохаживался дозиметрист с переносным малогабаритным радиометром на груди. Он то быстро подходил к двери центрального зала, щелкая переключателем диапазонов, всматривался в шкалу, то вновь возвращался к ремонтникам.
– Еще не фонит… Да и ревуны молчат… – докладывал он озабоченно. – Видать, РЗМ еще не съехала с канала.
К двери центрального зала был подтянут пожарный шланг с брандспойтом, валялись мятые куски белесоватого листового свинца, несколько клещевых захватов с длинными рукоятками.
Пробкин потрогал ногой вздувшийся и уже намокший пожарный шланг. Он был твердый, как бревно. В некоторых местах шланг имел мелкие неплотности, и тонкие веселые струйки воды устремлялись от ствола в разные стороны.
Подходя к ребятам, Иван Фомич с тревогой думал о том, кто первый пойдет с брандспойтом в гудящий ревунами и беснующийся нейтронами центральный зал.
