«Оклемался…» – подумал он о нем и зычно приказал:
– А ну-ка! Взяли шланг!.. Подтянули к двери!.. Р-раз!.. – и дозиметристу: – Отсчитывай время! Через минуту дай сигнал! И меряй! Измеряй, сукин сын! Высунь свой дозиметр в проем! – Фомич неожиданно выхватил у Царикова радиометр, который тот крепко держал в руках, и протянул его к проему двери. – Вот так!.. Следи, будет ли падать активность! Я пойду первый! Федя, готовься! Пойдешь за мной!
Федя молча кивнул побледневшим асимметричным лицом.
– Вот ярит, нейтрон его в корень! – крикнул Дима на ухо Васе Карасеву.
Вася был какой-то напружиненный и весь будто вслушивался в характер грома ревунов, который шел накатами, волнами. Установленные в разных по удаленности местах центрального зала, они, видимо, имели чем-то отличающийся друг от друга тембр звука.
Фомич с завидной прытью бросился к брандспойту, схватил ствол, подался в проем двери вместе со шлангом, который подталкивали ремонтники. Открыл кран. Мощный сноп воды шваркнул, врезался в общий гул, добавив свою составляющую, и устремился в сторону плитного настила реактора, туда, где валялись обломки расплавленной урановой сборки, оставшейся после манипуляций Ненастина с РЗМ.
– Врешь! Не уйдешь! – орал Фомич, накрывая снопом воды высокоактивную ядерную труху. – Следи время! – гаркнул он дозику.
Тот в ответ утвердительно и очень сильно закивал головой, не отрывая глаз от часов и радиометра.
– Измеряй! – орал Фомич, весь посиневший от натуги. – Измеряй! Что сопли жуешь?! Спадает активность?!
– Спадает! – крикнул дозиметрист. – Полторы тыщи бэр в час! Все! Все! Иван Фомич! Минута истекла! Тридцать три бэра! Бросайте шланг! В сторону! В сторону!
– Федя-а! – рявкнул Пробкин, весь налитый грузной кровью и затравленно тараща глаза.
Все тело старого мастера трясло реактивной силой струи, слегка водило из стороны в сторону. Он напряженно упирался ногами, топчась на месте.
Федя вмиг и очень легко подхватил ствол и дернул бревно намокшего и напрягшегося от давления шланга вперед.
Похожий со спины на большого белого медведя, вставшего на задние лапы, он продвинулся со стволом в глубину центрального зала, стараясь как можно ближе подтянуться к пятачку реактора, и уже не навесно, как Фомич, а в упор, кинжальной струей, бил по скоплению радиоактивных обломков, вгоняя их под решетку трубопроводной «лапши», а там, дальше, все уйдет в дренажи «Елены».
Конечно, изгваздает радиоактивной грязью весь тракт спецканализации, но… это уже легче. Тракт скрыт в бетоне, и его можно будет мыть потом.
Фомич, заскочив за срез бетонной стены, отдувался. Раздраженно посмотрев на дозика, крикнул:
– Что стоишь?! Иди за ним! Измеряй!
Цариков беспомощно глянул на Пробкина, пулей влетел в центральный зал и через мгновение пулей же выскочил.
– Тысяча четыреста рентген! – выкрикнул он, тараща водянистые голубые глаза. И в следующее мгновение сделал отмашку рукой. – Все! Все! Пусть он возвращается! Скажите ему – тридцать пять бэр! – И вдруг, не выдержав, вбежал в центральный зал, схватил Федю за рукав, потянул к выходу.
– Пшел! – рявкнул Федя.
Дозик почувствовал, что все тело ремонтника напряжено, словно отлито из железобетона.
– Меряй! Меряй! Пес твою мать! – орал уже подскочивший Пробкин.
Дозиметрист таращил глаза, заполошно щелкал переключателем диапазонов.
– Тысяча двести рентген! Все! Больше не падает!
– Назад! – гаркнул Фомич, и все откатились в коридор, за прикрытие бетонной стены.
Ствол брандспойта с закрытым краном Федя бросил на пол центрального зала.
Ревуны не унимались, яростно мурлыча, будто скопище гигантских кошек. Так по крайней мере чудилось Фомичу и Феде, разгоряченным от работы и от солидной дозы, уже схваченной ими.
Воздух, словно бы уплотненный вибрирующим грохотом ревунов, ионизированный интенсивным гамма – и нейтронным излучениями, будто обрел плоть.
Обычно незамечаемый, теперь он ощущался материальной сущностью, пульсируя, щекоча и какой-то странной, непривычной едковатостью садня горло.
Дима прохаживался в возбуждении, размахивая мосластыми руками и отрывисто приговаривая:
– Черт Ваньку не обманет! Фомич! Дай я стебану!
Фомич зыркнул на Диму налитыми кровью, хмельными от схваченных рентгенов глазами.
– И твой черед подойдет! Погодь маленько, Дим Димыч! – хриплым голосом сказал Пробкин и возбужденно хохотнул. Тут же переключив внимание, крикнул дозику: – А ну-ка, Цариков, мигом неси нам подзорную трубу (таковая имелась у дозиметристов, чтобы можно было рассматривать высокорадиоактивные детали издалека).
Цариков побежал.
А Пробкин уже быстро и как-то нервно прохаживался взад-вперед вдоль бетонной стены. Нейтронное и рентгеновское похмелье начинало действовать. Словно уговаривая самого себя и товарищей, Фомич громко выкрикивал: