полусон-полубред до утра. А назавтра весь этот калейдоскоп сначала.
Снова стою у окна, и сыплет бесконечный липкий дождина. Ты смотри. Мой-то воробышек лежит кверху клювом, подвернув неловко крыло. И вдруг ускользнула сквозь лапки вся его беззаботная птичья желторотость.
Сегодня я решился. Набрал в школе побольше старых газет. Пришел раньше всех. У последней, у петровской парты насовал газеты в ведро и - за батарею. Закупорил все форточки. Запер дверь ножкой стула. А когда дали звонок, и класс начал долбить в дверь каблуками, поджег газеты сразу в трех местах. Потянули к завучу. Долго и нудно кричали. Маме после работы надо будет явиться со мной в школу.
А я домой не пойду. Вот залез на чердак, потом - через слуховое - на крышу. И как же здесь высоко! Вон там, по самому краю привычно попрыгивал воробьишко. А сегодня, смирный и мокрый, валяется далеко внизу, под окном, вывернув мокрую руку-крыло. Теперь наплевать ему на привычную серую ежедневность. И я не хочу и не буду привыкать ко всей этой скуке, к дождю, и к побоям! Прикрыл глаза. Просмотрел калейдоскоп самых сладких мгновений. Иду, воробейко... * * *
ТАиЖНЫЕ БЫЛИ (бабушкины рассказы) Детям. Внукам. Правнукам. УТЯТА
В бескрайней тайге есть такие уголки первозданной природы, которыми невозможно не любоваться. Вот сверху по сопке бежит-журчит ручей. Потом вдруг - тишина, и вниз как зеркало - водная заводь. Задумчивая вода не колыхнется.
Грациозно плавает дикая уточка с выводком беспокойных и шумных утят. Они плещутся, кувыркаются, а мать плавает кругами и зорко их охраняет.
Вдруг кто-то нарушил тишину - и вмиг утята наперегонки устремились не вниз, а вверх по ручью. Да так быстро, словно дети бегут на чердак по ступенькам.
И вот уже вся семья в колючих кустах. Опять все тихо и сонно. *
ТЕЛЕНОЧЕК
Витька был молодым пареньком - рабочим строительной бригады нашей геологической партии. Работал он недавно, может быть именно поэтому и не знал, когда и на какое зверье можно охотиться, а когда это творить запрещено. Пошел однажды в сумрачную и притихшую тайгу с ружьем, да убил оленя-матку. Наши мужики хотели за это как следует проучить Витьку, но потом все же пожалели. Только мясо этой великолепной до выстрела оленихи никто в геологической партии есть не стал.
А на следующий день, по еще не остывшим материнским следам пришел к нам совсем маленький олень-теленочек. Он чуть пошатывался на тоненьких, голенастых ножках и дрожал всем своим тельцем от испуга, а скорее всего от усталости безнадежных поисков и подтачивающего его силенки голода. В глазах - крупных вишенках - была у него смертная, почти человеческая тоска. Тотчас же был безвыходно окружен множеством собак и щенков, которые вопреки своей привычке - не лаяли, а смотрели не него с явным недоумением - уж очень был мал, напуган всеобщим вниманием и жалок. Когда подошли люди - испугался, еще сильнее сжался в комочек. Я осторожно взяла его на руки и хотела было унести домой, но якут-пастух Иван сказал, что олененку нужно стадо, иначе - умрет.
И по счастью оказалась здесь одна матка, у которой не так давно родился мертвый теленок. Вот этого- нашего пастух к ней потихоньку и подложил. Вообще-то олень-матка чужого к своим сосцам не подпускает, но неожиданно для нас, а может быть - и для себя, она безропотно и с какой-то особой заботливостью стала кормить. Повезло нашему бедолаге хоть в этом. А Витя все это глубоко пережил вместе с потрясенными - нами. Понял, что гордиться здесь нечем, весь как-то собрался, сосредоточился, стал взрослее и молчаливее. *
ТАЙМЕНИ
Работники нашей геологической партии летним утром просыпались очень рано - с восходом улыбающегося всем солнца, и у каждого было свое дело. Кто спешил на рыбалку, или наоборот - с рыбалки, кто шел по воду, кто в столовую - помочь на кухне, и много других неотложных и малых дел. И вот, когда я опустила ведро в речку, чтобы зачерпнуть воды, то удивилась почему это в небольшой заводи, где всегда было очень тихо, и вода почти без движения, не дне плавают множество поленьев.
Услышав плеск воды, эти 'поленья' вдруг оживились и моментально исчезли - ведь это были большие таймени, преспокойно спавшие у дна. Воистину, живя в тайге, все время невольно удивляешься. А в это самое время в поселке мужчины изловили и разделывали на самодельном столе громадного тайменя (длиной около полутора метров). Наваристой ухи и жареного тайменя с лихвой хватило на весь наш небольшой поселок.
Идя утром с рыбалки, наши мужчины то и дело подбрасывали в столовую связки рыбы (хариусов, тайменей и всякой другой). А женщины помогали повару ее чистить, чтобы успеть всех уходящих на работу накормить сочной жареной рыбой и потрясающе вкусной ухой. В окружающей нас природе была наша Жизнь. *
БЫВАЛО И ТАКОЕ
Однажды весной два рабочих: дядя Коля и паренек Петька рыли шурф. Когда добрались до коренных пород, то решили отдохнуть. Присели на чуток, но не успели выкурить по папиросе, как вдруг оба почти одновременно глянули наверх и обомлели: на них сверху вниз неотрывно глядели внимательные глаза медведя. Проснувшийся весной зверь всегда очень злой и голодный. За зимнюю спячку отощал, а нового жира еще не успел нагулять. Потом медведь незаметно (бесшумно!) ушел, а дядя Коля быстренько вылез из злосчастного шурфа по шаткой лестнице, сбегал в теплушку, схватил ружье и, не мешкая, стал выслеживать этого незваного медведя. А Петька продолжал оцепенело сидеть на дне шурфа и дрожать от страха.
Но вышло так, что не дядя Коля высмотрел медведя, а этот здоровущий медведь - его. Внезапно набросился, стянул ему волосы вместе с кожей с затылка на глаза - 'содрал скальп', навалился всей свинцовой тушею и быстренько придушил, а потом завалил валежником и так оставил беднягу.
Петька, когда осознал, что дядю Колю ждать уже нечего, вылез из проклятого шурфа и со всех ног прибежал на базу. Геологи быстро организовали поиски и к утру нашли то место, где разбойно погиб дядя Коля. Шок был настолько силен, что с того случая Петька работать на шурфах категорически отказался. Перешел в бригаду - поближе к людям. *
ГРИБЫ
Горожане могут и не поверить - сколько может быть в нехоженой тайге грибов. И воистину преступление, если кто ходит за грибами без перочинного ножичка. Не надо далеко искать - их и так полно под ногами. Ну а если заглянешь под еловую ветку, то там их целая 'родословная' - сплошные шляпки. И побольше, и поменьше, и друг друга закрывают, и по цвету разные. Пока обойдешь вокруг этой елки и срежешь шляпки - вот и полведра. И оставлять эти красавцы- грибы не хочется - так и кажется, что они обидятся: 'А мы чем хуже?'
Если пойти в тайгу уже глубокой осенью, то везде увидишь: грибы на веточках наколоты. Это белочки сделали запасы на случай, если не хватит орехов, припасенных загодя на голодную зиму. *
БУЯН
Наша геологическая партия купила в поселке у одного домовладельца дом, так как хозяин этот уходил на пенсию и уезжал. Четыре комнаты отдали главному геологу с большой семьей, а одну, маленькую, выделили мне. При доме этом осталась очень злая собака по кличке Буян. Меня она еще терпела потому, что мне досталась ее кормить.
И вот однажды Буян заскучал, притих, и даже главного геолога стал пускать проходить за дровами в дровяник. Почему-то молча лежал возле своей будки и плохо ел. Но когда я присмотрелась повнимательнее, заметила, что одно ухо у него сильно распухло и покраснело.
Оказалось, что в это ухо впились шесть клещей. Недолго думая, я намочила керосином большой ком ваты и приложила к собачьему уху.
Буян не сопротивлялся и только поскуливал, а минут через пятнадцать на ватке лежали все эти голубчики-клещи. Вылезли они почти добровольно. После этого приложила вату с одеколоном: жар утих, опухоль постепенно опала. Буян тут же облизал мне с благодарностью руки и заметно повеселел.
После этого мы подружились. *
ГОРНОСТАИ
'Геологические избушки' обычно сделаны наспех. Они маленькие, продувные и жить в них можно, если топить 'пляшущую' железную печурку круглосуточно. Но на эту печку мы никогда не надеялись - ведь всю ночь топить все равно не будешь - накладно, да и сон одолеет. Больше уповали на спальные мешки и на все то, что у нас было теплого.
Но для двух окрестных горностаев и такая 'домашняя' жизнь в свирепую зиму казалась сущим раем. В результате они поселились у нас на чердаке. А питались эти зверьки печенью оленя, которая имелась в избытке в коробке, стоявшей на столе в сенях. Оголодавшие, грызли ее, мороженную, с одного угла неистово и без остановки. Как только услышат, что хозяева заходят в коридор - юрк на чердак. Но к теплу их очень тянуло.
Когда они убедились, что люди ничего плохого не сделают, и на их жизнь никто не покушается - расхорохорились и осмелели. Я тогда жила в этой самой избушке с девушкой-геологом. Мы с учетом новых 'постояльцев' с вечера старались особенно жарко натопить свою уютную хатку. Даже дверь в сени
