обратилась именно к нему, Гордееву, а это значит, что он имеет право обо всем расспросить, если только Лена сама ничего не захочет рассказать. Лену продолжало трясти, и Гордеев решил, что сейчас самое время ей и ему выпить чего-нибудь горячего, кофе или…
— У тебя есть что-нибудь спиртное? — спросил он.
Лена закивала, не отрывая лица от его груди.
— Там, в папином кабинете. Там коньяк. Знаешь где?
— Да, я знаю, — сказал Гордеев, хорошо помня, откуда Проскурец доставал водку. — Надо снять симптомы стресса. Посиди пока здесь.
Лена сидела в кресле, думая о том, насколько непредсказуема реальность и какими еще сюрпризами она может одарить, когда Гордеев вернулся с двумя хрустальными стаканами, наполовину заполненными янтарной ароматной жидкостью. В комнате повис крепкий запах мускатных сортов вино-града.
— С ним можно связаться? — спросил Гордеев, усевшись напротив Лены.
— С кем? — Лена подняла глаза, в которых еще не высохли слезы.
— С Федотовым.
— Ну конечно. Только я не знаю номера. Он почему-то мне его забыл оставить.
— А Проскурец знает?
— Конечно. Он же с ним работает.
— Да, Проскурец много чего знает, — вздохнул адвокат. — Только не все говорит.
— Ты о чем?
— Да есть одно обстоятельство, — сказал Гордеев, позволив себе чуть заметно улыбнуться. — Сегодня были у одного навороченного компьютерного прикольщика. Он, кстати, компаньон твоего отца.
— Да? — удивилась Лена. — Это кто же? Я его знаю?
— Думаю, нет. Это не твой контингент. Да это и не важно. Представь себе, я от него разговаривал с Пашкевичем.
— С Пашкевичем? Как? Ты же сказал, что он в космосе.
— Он и есть в космосе. Тот капитан с КПП, оказывается, и не думал шутить. Представь себе, этот прикольщик установил связь со станцией «Мир», используя для этого обычную телевизионную тарелку.
— Не понимаю. Как он это сделал?
— Гений. Он просто гений, для которого нет никаких преград. Недаром твой отец взял его в свою команду. Очевидно, у него был нюх на подобных типов. Да он и сам, как мне кажется, был из таких.
Вдруг Лену осенила догадка:
— Слушай, Юра, а тебе не приходило в голову, что этот гений мог быть причастным к гибели папы? Ведь взрывное устройство в том злополучном кейсе приводилось в действие при помощи дистанционного управления.
— О нет! — возразил Гордеев. — Такое устройство сегодня может соорудить любой более или менее смышленый школьник. Да и к тому же налицо явное отсутствие мотивов. Нет, нет, выбрось эти иллюзии из своей головы. У тебя просто нервный шок, и оттого тебе чудятся всякие монстры. После визита этого мерзавца ты теперь в каждом прохожем способна увидеть как минимум Джека Потрошителя.
Вопреки увещеваниям Гордеева, Лена все еще продолжала думать, что ее просто-напросто хотят успокоить и как-то отвлечь от угрожающей действительности, привести в состояние элементарного равновесия. Но под воздействием коньячных спиртов ее ум снова стал податливым, разбудив в ней прежнюю женственность, и через несколько минут она уже смотрела на Гордеева как на своего настоящего защитника, готового в любой миг примчаться на помощь.
25
Федотов, покинув Лену, забрался в свою «ауди» и тут же взялся за мобильник.
— У меня проблемы, — говорил он в трубку. — Я ничего не нашел. Там нет этих чертовых формуляров. Да, да, я точно говорю, я все проверил. У меня хватило времени. Их будто кто-то до меня подчистил. Возможно, они у Проскурца. Я не знаю. Что мне делать дальше?
Михаил потянулся к бардачку, достал сигареты и закурил, одновременно выслушивая длинную тираду невидимого собеседника.
— Есть еще один фигурант. И он не менее опасен, чем Гордеев. Его фамилия Чувашов, — сказал он, когда на том конце ему позволили, и снова принялся слушать.
— Я понял, — ответил он. — О'кей! Буду на месте через час с небольшим.
«Ауди» синего цвета выехала на Рублевское шоссе и помчалась по направлению к центру Москвы.
26
Проскурец расхаживал по пустой одиночной камере, заложив руки за спину. Он только что вернулся с допроса, который ему очередной раз учинил дотошный Омельченко. На этот раз следователь не выглядел таким тактичным и манерным, каким пытался казаться в стенах прокуратуры. К сегодняшнему допросу можно смело прибавить приставку «с пристрастием». Омельченко уже не вытягивал из Проскурца необходимые ему сведения, а без малого выколачивал. Складывалось такое впечатление, будто Омельченко ведет последнее в своей жизни дело, а от его исхода зависит вся его дальнейшая человеческая судьба. Проскурец ничего толком не понимал. Улик, способных загнать его в острог, у следствия навалом, но неугомонный Омельченко роет все глубже и глубже, будто желает раскрутить дело на полную катушку, а раскрутив, отыскать такие факты, о которых даже Проскурец не имеет ни малейшего представления.
Глядя на серые стены камеры, Виталий Федорович представлял себе предстоящий разговор — теперь уже с адвокатом Гордеевым.
Но Гордеев почему-то отсутствовал и не торопился навещать своего клиента. И Проскурец уже невольно подумывал о том, не ошибся ли он с выбором защитика. Еще совсем не поздно призвать на помощь кого-то более надежного, например того же Константина Булгарина, о котором хорошо отзывается Михаил Федотов.
На время ареста Проскурец оставил Михаилу все бразды правления «Интерсвязью». А если ему вдобавок ко всему припечатают срок, то Федотов автоматически превращается в генерального директора компании. Собрание же акционеров никогда не станет возражать против его кандидатуры. Подобная перспектива почему-то отдавалась в сердце Проскурца нестерпимой болью. При всем уважении, с которым он отзывался о Михаиле, он все же чувствовал по отношению к нему какое-то потаенное недоверие. И это чувство недоверия находилось скорее всего на уровне подсознания, поэтому объяснить его логически он был не в состоянии. До тех пор пока Федотов был все время на виду, Проскурец не считал его опасной фигурой. Но теперь, когда впереди зияла пропасть длительного тюремного заключения с полной конфискацией имущества и невозможностью вернуться на прежнее место работы, его душа не находила себе места. «Федотов погубит «Интерсвязь», — думал Виталий Федорович.
27
Алик Чувашов, склонившись над столом, при свете галогенового светильника — с паяльником в одной руке, с ручным сканером в другой — возился с очередной «погремушкой», как он ласково отзывался о всех своих изделиях. Его жена Маруся в соседней комнате укладывала сыновей в три одинаковые деревянные кровати. Дети ворочались, переговаривались, не выказывая никакого желания отойти ко сну. Все было, как всегда.
