Все трое, щелкнув предохранительными скобами, направили дула автоматов на ряд компьютерных дисплеев. Страшный грохот наполнил дом. Из взрывающихся экранов дождем посыпались голубые и желтые искры, смешанные с осколками стекол. Завоняло порохом и горелой изоляцией.
Алик был уже у двери, когда начался расстрел аппаратуры. Поэтому он, уже почти не опасаясь быть услышанным, навалился на дверь, и та легко подалась вперед. В кромешной темноте он никого не увидел. Он тихо позвал: «Маруся! Вы здесь?» Но из-за кляпа ничего, кроме мычания, не получилось. Однако, как ни странно, услышал в ответ:
— Да, папа, это мы.
Из-под кровати выполз один из мальчуганов и подбежал к Алику, обняв его за ногу.
— Тихо, тихо! — замычал он. — Больно.
К нему подлетела Маруся и сорвала пластырь.
— Уходим! Быстро! — распорядился Алик уже нормальным голосом, забыв о поврежденной челюсти, но не надолго, потому что в следующую секунду издал стон и схватился за правую щеку. — Маруся, открывай окно.
Маруся, не задавая вопросов, с силой рванула на себя обе рамы. В комнату хлынула свежая лесная прохлада. Алику показалось, что он слышит соловья.
— Всем быстро в лес! — приказал он. — Я за вами. Но сначала вы.
Когда дети благополучно были уже вне дома, Алик со скованными за спиной руками перевалился через подоконник и упал прямо в приветливые руки жены. Дети уже сидели в кустах неподалеку. Алик, опираясь на плечо Маруси, поковылял к ним.
— Быстрее, папа, быстрее, — наперебой поторапливали мальчишки. — Они уже не стреляют.
Действительно, пальба прекратилась и со стороны дома послышалось несколько крайне недовольных голосов.
Пять теней, из которых две принадлежали взрослым, а три совсем еще маленьким детям, быстро углублялись в лес по направлению к железнодорожному полотну.
— Сбежали, твари! — чуть ли не плачущим голосом отрапортовал Мурзик. Он молниеносно подскочил к распахнутому окну, дал наружу длинную автоматную очередь. — Я же говорил, надо было их до того кончать.
— Не ной, Мурзик, — успокаивал Мирон, стаскивая с бритой головы трикотажную шапку-маску. — Ликвидатор ты или сопля под носом? Еще напускаешь кишок, поверь мне на слово. Жизнь длинная.
— Далеко не уйдут, — уверенно проговорил Шурик. — Все их документы у меня. Объявят всероссийский розыск как особо опасных, тогда не побегают. Мурзик, волоки сюда канистру. Пионерский костер будем делать.
— Во! — Мурзик потер ладони. — Вот это уже иной разговор. Это как раз по мне.
И когда БМП, грозно урча, сворачивала на трассу, небо над окраиной Марковки из черного все больше и больше превращалось в ярко-малиновое.
Часть вторая
Связь вещей
1
Ранним утром Гордеев, как и планировал, снова появился в «Матросской тишине». Он выбрал раннее время — восемь часов утра.
Небритый, но аккуратно причесанный Проскурец сидел перед ним в кабинете следственного корпуса, делая глубокие сигаретные затяжки.
— Поверьте мне, Юрий Петрович, я и представить себе не мог, что у Володи всерьез может что-то получиться из той идеи, которую он мне излагал, находясь в том полусумасшедшем состоянии…
— Постойте, Виталий Федорович, — вежливо перебил Гордеев, — я не собираюсь вас отчитывать, как провинившегося первоклашку, упаси бог. Я только хочу выяснить, что вам еще известно по Волкову. Все то, что вы просто не посчитали должным доложить из-за недостаточной, на ваш взгляд, серьезности.
— Не знаю, Юрий Петрович, не знаю…
— А Федотов?
Проскурец, услышав эту фамилию, моментально распрямил спину, весь внутренне подобрался.
— А что Федотов?
— Очень интересная личность, — произнес Гордеев с плохо скрываемой нотой сарказма. — Жалею, что до сих пор с ним не увиделся.
— Не спорю, личность действительно колоритная…
— И достаточно противоречивая, не так ли?
— Ну, в общем-то, да… Вам что-то о нем известно?
— Пока немного. Но от всей души страстно желаю узнать как можно больше.
— Ну так какие проблемы? Позвоните в «Интерсвязь» на его мобильный…
— Вы знаете, Виталий Федорович, я уже пробовал звонить по всем возможным номерам.
— И что?
— Глухо.
— Как «глухо»?
— Не знаю. Я думал, что, может быть, вы внесете хоть какую-то ясность. На рабочем месте он не появлялся, только звонил. Его мобильный молчит.
— Странно…
— Странно — не то слово. А он случайно не говорил вам, что собирается уехать или еще что-то в этом роде?
— Нет, ничего такого я от него не слышал.
— И еще такой вот вопрос: что ему могло понадобиться в архивах Волкова?
— Что? Я вас не понимаю.
— Вчера он внезапно, без предупреждения появился у Лены и, воспользовавшись ее отсутствием, залез в письменный стол Волкова и что-то усиленно там искал. За этим занятием Лена его как раз и застала. Что вы на это скажете?
Проскурец виновато опустил голову и бессильно развел руками, будто это его застали за неблаговидным делом.
— Ладно, Виталий Федорович, — сдержанно начал Гордеев, — давайте поставим вопрос по-другому. Каким был характер отношений между Волковым и Федотовым, когда они бок о бок трудились в вашей компании? Теперь уже только в вашей…
— Обычный характер.
— Что значит «обычный»? Вы меня, пожалуйста, извините, но я снова чувствую недосказанность.
— Ну, они ладили… Хотя, нет, не то… Скорее, не совсем.
— Что не «совсем»? Поймите, Виталий Федорович, я не следователь, я все-таки ваш адвокат. И если вы будете от меня что-то скрывать, то у следствия окажутся все шансы поставить меня, как вашего защитника, в самое неловкое положение, из которого мне просто не выкарабкаться. И тогда все наше сотрудничество окажется обычным топтанием на одном месте. Не поймите меня превратно. Я должен иметь полную картину происходящего, вплоть до интимных подробностей, до самых ничтожных деталей, о которых у вас сложилось впечатление как о недостойных внимания.
