плоскости, возникает удобренное поле для шантажа. Так что же, Вадим стал его жертвой?
Заначка – хрен с ней, это все копейки. А вот что за деньги покоятся здесь? Откуда они? А главное – за что, за какие Вадимовы подвиги? Значит, они были...
Женя взял нож для разрезания книг – старинный, отцовский, и аккуратно поддел угол свертка. Чуть взрезал, отогнул уголок.
Выглянул край зеленой долларовой купюры. Что там Вадим пишет? А пишет он, что здесь лежат пятьдесят тысяч. И, как теперь видно, не наши, деревянненькие, а самая настоящая капуста. Пятьдесят кусков в баксах! Цена хорошего, если смотреть правде в глаза, предательства...
Вот и думай теперь, Женечка!
Впрочем, что думать? Вадима нет. А семья его имеет место быть. Маленькая дочка, во второй класс сегодня пошла. Это вспомнил Евгений и снова увидел, будто воочию, стайку малышек с бантами, перебегавшую площадь в Домодедове. Есть еще вдова, которую зовут Нина. А больше у них, оставшихся сиротами – теперь уже неважно, по какой причине, – нет на белом свете никого. Так однажды Вадим и сказал...
«Ну и что ты будешь делать, Евгений Сергеевич? – мысленно спросил себя Осетров. – Пойдешь к руководству департамента? Отнесешь пакет и записку? Да, это было бы честно. Но зачем теперь эта честность, если она никому, ни единому человеку, не принесет добра? Начальству? Прекрасно! Есть повод разоблачить! Тем сукам, которые подставили Вадьку? Их еще ждет свое. Все зачтется. Семье Вадима? Надо понимать: семье предателя...»
Евгений вздохнул, сунул записку в карман, а папку закрыл на «молнию», после чего натянул на углы совершенно ненужные резинки. Пусть все будет как было. А записка все-таки предназначалась лично ему и посторонним не должна быть интересна...
Однако как он все предусмотрел! А может, он уже все знал и просто продолжал плыть по течению? И никаким самоубийством – в прямом смысле – здесь и не пахнет? Хлопнули парня, разыграв суицид на почве душевной неполноценности, – вот и все дела. А сымитировать по нынешним временам можно все, что угодно. Но что же он – как тот телок?! Неужто не мог найти выхода? Значит, не мог. Да и последняя просьба его тогда, при расставании, прозвучала как-то робко. Это лишь сейчас хорошо понял Евгений. Боялся и надеялся. Ну и как же можно подвести его?..
Евгений забрал папку, сказал матери, что отбывает по важному делу, а если кто позвонит – она ничего не знает, и вышел из дома.
Нина Васильевна смотрела на него отчужденно, однако во взгляде ее ему почудилось ожидание. Он коротко представился. Сказал, что с Вадимом они служат в одном Департаменте, ну да... служили, если говорить точнее, правда, в разных управлениях, но занимались одними делами. До последнего дня. А потом он повторил, что вернулся сегодня после длительной командировки, узнал случайно, но, поскольку ни с кем из начальства встретиться не успел, в курсе разве что самого факта. Необъяснимого для него.
Нет, они не были близкими друзьями, но в последнее время как-то так сложилось, что работали бок о бок, говорили не только о служебных делах. Вадим часто про дочку рассказывал, про дачу свою, что под Коломной. Он и в гости приглашал, говорил, что там купание отличное, рыбалка и прочее. Случилось так, что как раз накануне своего отлета в Сибирь Евгению удалось освободить половину воскресенья и вместе со знакомой съездить на Оку. То, что там Вадима не будет уже, он знал, тот сам говорил. Но надеялся познакомиться с Ниной. И ее тоже не оказалось. Соседка вот напоила молочком, так и уехали.
– А-а, так, значит, это вы, Евгений Сергеевич, были у нас, – устало заметила женщина. – А тут такое нагородили! Какие-то доллары обнаружили на даче. Там обыск был. А я об этом – ни сном ни духом. В чем-то теперь Вадима подозревают...
– Вон как! – покачал головой Евгений. – А я-то ведь ничего не знаю. Ладно, обязательно поговорю с его начальством. А кто был у вас на даче?
– Олег Николаевич. Машков его фамилия. Вы его знаете?
– Знаком. Но не больше. А у вас здесь тоже производили обыск?
– Конечно, – вздохнула Нина Васильевна, вероятно, уже теряя интерес к гостю. – Искали что-то. А что у нас есть? Все на виду.
Евгений равнодушно оглядел комнату – стены, потолок, притолоку над дверью. Вряд ли, подумал, кому- нибудь пришла в голову идея поставить здесь «глазок». Ну «прослушку» – это еще куда ни шло, «клопа» под выключатель и – дело с концом. На всякий случай, для контроля, мало ли кто и с чем может явиться к вдове! Вот вроде него, Евгения, к примеру. Значит, и откровенный разговор с Ниной здесь полностью исключается. Ну что ж, тогда надо завершать визит.
– Нина Васильевна, – сказал он, – я понимаю, конечно, что ничем в вашем горе, к сожалению, помочь не могу. Просто думал, что вам что-нибудь известно о причинах такой непонятной смерти Вадима. Увы! Поэтому примите мои самые глубокие соболезнования. Я вам оставлю свой телефон, будет трудно – звоните, чем смогу, постараюсь помочь. Поеду. Попить не дадите?
– Сейчас принесу, – окончательно потухшим голосом сказала она и поднялась.
– Зачем же, пойдемте вместе. – Но в коридоре он притянул ее за плечи к себе и шепнул на ухо: – Проводите меня, буквально на минутку. Я не хочу говорить здесь.
Она резко отстранилась от него, сурово посмотрела и кивнула.
На кухне открыла холодильник, показала:
– Вот, возьмите, что хотите, Евгений Сергеевич. Есть минералка, ее много от поминок осталось. Сок есть, если хотите.
– Спасибо, сок пусть девочка пьет. У нее же сегодня праздник, да?
– Второй класс, – горько сказала Нина. – А он и не увидел...
– Ну что делать, что делать... – Он погладил ее по плечу и глазами указал на выход.
– Пейте и пойдемте, я вас провожу немного, да и в магазин надо. Лиза! – крикнула она. – Ты уроки делаешь?
– Делаю, – послышалось из другой комнаты.
– Я выйду на минутку, молока тебе купить, а ты не отвлекайся, вернусь – буду проверять!
– А нам все равно ничего не задали!
Евгений молча рассмеялся и развел руками. Нина слабо улыбнулась и обреченно покачала головой. А потом ушла в комнату.
– Вы думаете, что нас подслушивают? – спросила она, закрыв дверь, уже на лестничной площадке.
– Не уверен, но лучше обезопаситься. Давайте пойдем медленно, а вы мне, пожалуйста, расскажите все, что вам известно. Повторяю, это просто необходимо, в первую очередь для вас. Я все объясню. У меня с Вадимом буквально накануне был один разговор. Можно сказать, секретный. Все я вам не расскажу, но кое-что. Поэтому не бойтесь меня... Как у вас, кстати, с деньгами?
– Да как? Плохо... Помогли вот, собрали на работе... Олег привез. Будем тянуть. Я-то не работала. А теперь остается ждать его пенсии. И работу искать.
– Пенсию-то дадим, никуда не денемся, – хмуро сказал Евгений. – Но и нервы помотаем... Такая у нас система, мать твою... извините. Ладно, это дело мы с вами поправим... Итак, что вам известно?
– Ах, да ничего практически! Что мне наговорили, то я и знаю. Вон, на дачу съездила, закрыть же теперь все надо. Видно, продавать придется, самой не выдюжить... А Клавдия, соседка, и ошарашивает: у тебя, говорит, Нинка, полный горшок американских баксов отыскали! Ну надо же! И смех и грех! Ну откуда у нас какие-то доллары?! С каких это доходов?!
– Не волнуйтесь, разберемся. Это сейчас не главное. А Вадим в последние дни... ну, я имею в виду, в середине августа, вам ничего не говорил? Ни о каких своих неприятностях?
– Так мы ж с Лизонькой его почти и не видели. Он все здесь, в Москве, находился, а к нам – изредка. Привезет чего-нибудь вкусненького, переночует и – обратно. Опять ж командировки...
– Да, это все было. А у вас с ним никаких ссор? Знаете, случается, особенно под горячую руку!
– Да за что ж на него сердиться-то? Вот уставал он, это да. Заметно было.
– Уставал, значит... – пробормотал Евгений и невольно покачал головой, вмиг вспомнив раскинутые на банкетке ноги Татьяны. – Ну ладно, тогда вы, Нина, меня послушайте... – Он еще не решил, говорить ли про записку в черной папке или свести все к разговору. – Дело в том, что незадолго до... ну, в общем, моего
