Питере, я тебя упросил познакомить нас. Это надо мне. И мои к ней вопросы касаются моего дела. Ты тут вообще никто.
– Но почему?
– А чтоб тебе после моего отъезда плохие дяди не задавали ненужных и грубых вопросов.
– А могут?
– Они все могут. Но я надеюсь, что Ирина им сама все расскажет. И допрашивать тебя не будет нужды. Однако если все-таки это произойдет, веди себя как тот бумажный солдатик. Или оловянный. Не помню точно.
– Бумажный – это у Окуджавы. Но неужели ты думаешь, что Ирина...
– Уже не думаю, а почти уверен. И первая посылочка от нее – вон та стрелка, которую я выкинул в форточку. До твоего телефонного разговора с ней и упоминания моего имени никто не знал, что я у тебя дома.
– Но я не упоминала... кажется.
– Вот именно, «кажется». Оговорилась. Ничего страшного, твоей вины тут нет. Это даже лучше: все идет своим чередом. Итак, сказанное запомни как молитву. И никаких отступлений. А где рукописи и документы, хочешь ты знать? Я со своими коллегами их в Москве обнаружил. Где – моя тайна, тебе об этом знать незачем. Все же остальное предоставь мне. Готова?
Лиза молчала.
– Не слышу бодрого ответа.
– Я поняла, но... это ужасно противно!
– Ничего не поделаешь, такова жизнь... извини за банальность...
Было уже темно, и двор освещался лишь желтыми и голубыми квадратами окон. «Тоёта» въехала во двор почти бесшумно. Фары ее уперлись в дверь подъезда. Там стояли и курили двое. Из машины вышел мужчина в темном. Ручным фонариком осветил курящих, позвал:
– Мужики, можно на минутку? – Голос у него был привычно властный.
Один из курящих отбросил окурок и пошел к машине.
– Мы сюда по делу, – сказал неизвестный, – а вы кто?
– Корочки свои не покажешь? – осведомился оперативник.
– На, смотри, – неизвестный ловко раскрыл на ладони удостоверение охранника частного охранного предприятия «Петергоф» Силантьева Юрия Юрьевича, сунув его под луч своего фонарика.
– Ясно. Гляди мои, – и оперативник аналогичным движением направил луч его фонарика на свое удостоверение.
– А-а, сыскари! – с очень понятной интонацией хмыкнул Силантьев. – Ну тогда все в порядке! – В голосе звучала почти неприметная издевка. – И давно тут загораете?
– С момента приказа. С кем прибыл?
Из машины вышла высокая стройная женщина в короткой меховой накидке, подошла, заслоняясь ладонью от фонарика, резко бросила:
– Опусти! Что тут происходит?
– Охраняем, – беспечно ответил оперативник. – Вероятно, вас.
– У меня своя охрана! Этот человек со мной.
– Нет нужды, – просто ответил оперативник. – И здесь, и на этаже наши люди. Вас проводить?
– Зачем же?.. – Женщина словно замялась в нерешительности. – Я и сама прекрасно знаю дорогу. Полжизни прожила в этом доме... на третьем этаже. Ну так что? – Она обернулась к своему охраннику: – Вы тогда свободны, Юрий Юрьевич. Видите, меня в обиду, кажется, не дадут!
Оперативник мог бы поклясться, что она даже обрадовалась сложившейся ситуации, а в ее голосе прозвучал легкий сарказм.
– Будете здесь ожидать или отдохнете где-нибудь часок-другой?
– Желание клиента – это его право. Подожду.
«Хреновый ты охранник, – усмехнулся про себя оперативник, – мало ли что взбредет в голову клиенту! А у тебя твоя работа, и ты не должен от нее ни на шаг отступать...»
– Ваня! – крикнул он второму оперу. – Проводи, пожалуйста, женщину, посвети там. А в подъезде светло, – сказал он уже ей.
Второй опер сбежал по ступеням, взял женщину под руку и увел в подъезд.
Охранник глядел им вслед.
– Слышь-ка, Силантьев, – небрежно заметил оперативник, – а это не ваши нынче обыск-то учинили? На Сызранской! Ну дурные...
– Не знаю, о чем говоришь, – сухо ответил тот и нарочито громко зевнул. – Пойду, что ли, в самом деле, вздремну в машине. Нет ничего хуже капризного клиента!
– Это точно, – согласился оперативник. Он понял, что укол попал в цель. Да и с самого начала было ясно, что никакой это не охранник, а такой же опер, только из другой конторы.
Гоголев сегодня на инструктаже рассказал об обыске, который устроили чекисты, и попросил оперативников при удобном случае, но без особого нажима вставить фитиль бравым «соседям». Получилось. Чем оперативник немедленно поделился с вернувшимся товарищем.
Почти семейный ужин
Встреча была искренней, но настороженной. Это Турецкий заметил по некоторой нервности движений и реплик гостьи. Он наблюдал и прямо-таки поражался точности оценки Лизаветы. «Очень красивая стервоза». И это было сказано не из ревности, а по причине какого-то подспудного женского чутья – сродни собачьему нюху.
Ирина была высокой, с отличным холеным телом, где всякая значительная деталь, если выражаться грубым языком практика, подчеркивалась особо и несла как бы самостоятельную нагрузку. Смысловую, естественно.
Да, конечно, других в Манхэттен-банке держать бы не стали.
Они были представлены друг другу. Лиза говорила суховато-сдержанно, видно, от ее чересчур внимательных глаз не скрылось то восхищение, которое, независимо от воли, прорывается у мужиков при взгляде на роскошную бабу. Но уж кому, как не Турецкому, было известно, как льстит объекту внимания подобный взгляд. «Ну вот, опять победа!» – а после этого наступает естественный момент расслабления. И в самом деле, зачем держать себя в жестких рамках, когда мужик и так «поплыл»?.. Очередной урок самонадеянности.
В результате прошедшего дня, с его тайнами, неожиданными находками и открытиями, Турецкий решил избрать тактику почти доверительного, приятельского разговора, основанного на каких-то общих интересах, может быть даже и воспоминаниях.
– Не скучаете по Лонг-Айленду? – спросил по-английски.
Тонкие, изящные брови Ирины изобразили известный рекламный жест движения «Наш дом – Россия» – поднялись «домиками».
– Вы говорите по-английски?
– Увы! – печально развел руками Турецкий. – Чрезвычайно редко.
– Но у вас больше американский акцент.
– Это естественно, потому что в Англии бывать мне не доводилось. А Лонг-Айленд я очень люблю и всегда хоть на короткое время посещаю во время служебных поездок в Штаты.
Турецкий обратил внимание на отчужденный взгляд Лизы и как бы спохватился:
– Ради бога, Лиза, простите меня за невежливость. Я уже давно не слышал хорошей английской речи. – И продолжил по-русски: – Я просто вспомнил Нью-Йорк.
– У вас там есть знакомые? – поинтересовалась Ирина.
– Мне не очень ловко будет так сказать. Есть одна ну совершенно изумительная женщина. – Он хитро оглядел своих дам. – Она мулатка, начальник отдела убийств нью-йоркской полиции.
Женщины засмеялись.
– Не смейтесь, – словно обиделся Турецкий, – я действительно ее обожаю! Но есть там у меня и другая знакомая. Ее очень трудно обожать, но, по-моему, в нее влюблены все, кто знаком с нею. Джеми Эванс – Генеральный прокурор и министр юстиции США. Вот это я вам скажу!..
