любовь, которая закончилась трагически. Впрочем, была ли то любовь? Замужняя женщина... Нет, она-то в нем что-то нашла. И такое, что пожертвовала своей жизнью. А он? Давно это было... Все на той же проклятой ярмарке в Сокольниках... И тогда за ним следили гэбисты. Полтора десятка лет прошло, а они все следят, вон сзади катят. Будто ничего не изменилось на земле за эти годы. Катят... следят... чего-то выжидают. Ну тогда все-таки была ясность: кто возьмет власть, тот и будет сочинять дальнейшую историю государства. А ведь очень многие рвались к пирогу! Ох, какая драчка была! Сколько крови лилось!..
Ну ладно, это тогда, а сейчас? Неужели не устали от переделов? И вот, кстати, вспомнилось. Ведь наш Музыкант именно тогда и приезжал в Советский Союз. Причем вторично. Что он привозил сюда? Материалы и валюту. А кому? Может быть, именно такая постановка вопроса и является для всех причастных к тому делу сегодня наиболее опасной? Как-то не думалось... А зря. Потому что суть проблемы может как раз и заключаться в том, на кого была сделана ставка и того же Михайлова из частного института, и ЦРУ иже с ним. Конечно, если им нужен был в России твердый кулак, хотя Михайлов и мнит себя официально ярым демократом, то нынче такой прокол может быть очень неприятен для фрондера, каким слыл Музыкант в молодости, выступая против войны во Вьетнаме и в прочих молодежных акциях. Но это все опять-таки «если». И в этом, как сказал Костя, должен был помочь разобраться старый друг.
«Ну что сказать, мой старый друг? Мы в этом сами виноваты...»
А почему он «должен»? Он же из их конторы! Служба собственной безопасности. А это не только очистка рядов, но и защита своих.
– Чего это вы запели, Александр Борисыч? – удивился Саватеев, прервав свой рассказ о Зое.
– Разве? – удивился Турецкий. – Своим мыслям. Молодость вспомнил, Николай, мы ведь с Грязновым были тоже молодыми и знаешь как за девками ухлестывали? Тебе такое и не снилось!
– Да вы и сейчас еще вполне ничего, – поощрил Саватеев.
– Ну спасибо, вот тут очень обрадовал... Адальше-то как у нас пойдет дело?
– Мы где?
– Сейчас буду поворачивать направо, на Симферопольский, товарищ капитан, – ответил водитель.
– Отлично. Значит, уже скоро. Мы с Вячеславом Иванычем дальше так наметили. Пятнадцатый и семнадцатый дома – это пятиэтажки – уже выселены и идут под снос, народу там никого. Мы едем по внутренней дорожке как бы к Артековской улице, а вы на повороте линяете, ну... – замялся Саватеев.
– Я понял, Коля, дальше?
– Между этими домами пробираетесь к трамвайным путям. Переходите на другую сторону и видите армянский ресторан «Мицар». Напротив входа «Лада»-восьмерка, синяя, номер один-два-три. Едете с водителем прямо, на Черноморском бульваре – налево и за милицией – направо. Сойдете у пруда. Водитель «восьмерки» встретит вас потом у ресторана «Камелот», на углу Варшавки и бывшего Балаклавского проспекта. В общем, ориентиры – два эти ресторана.
– А чего это вы именно их выбрали, а не, к примеру, продовольственные магазины. Или авторемонты?
– Вячеслав Иваныч сказал, что вам так будет проще. И понятнее. Он слово такое сказал... баб...
– Паб, Коля. Паб – по-английски пивнушка. А паб-крол – означает, что человек совершает путешествие по пивным, но на каком-то этапе не выдерживает темпа и вынужден двигаться уже ползком. Таким образом – ползком по пивным – бывало у нас такое с твоим начальником. В молодости, Коля. А что касаемо «баб- крола», то ты, зная значение слова, теперь сам легко угадаешь, что это такое. Вот так. Мне не пора?
– Нет, это еще Болотниковская, наша будет следующая, – сказал водитель.
– А вы как же? – поинтересовался Турецкий.
– А мы едем дальше, где нас возле поликлиники встретит дорожно-патрульная служба, которой я покажу на своих преследователей. Пока они будут с нашим хвостом разбираться, мы успеем вернуться в гараж.
– Хорошо задумано.
– Приготовьтесь, – сказал водитель, чуть сбрасывая скорость на узкой проезжей дорожке между домами. – Сейчас будет вираж вправо, выкатывайтесь!
Водитель крутанул вправо, объезжая ряд гаражей-ракушек, Турецкий ловко выскочил и встал за одну из них, а «Жигули», будто и не останавливались, помчались дальше. Десяти секунд не прошло, как следом за ними, почти молча, поскольку двигателя было практически не слышно, проскользни «мерседес».
Турецкий подождал еще, вглядываясь в убегающие габаритные огоньки, и ушел в прогал между мрачными пустыми домами с выбитыми окнами. Ярко освещенный ресторан он увидел метрах в ста с небольшим. Держа портфель под мышкой, перешел на противоположную сторону и неторопливо, как всякий служивый человек, отправился в сторону огней.
Все было как договаривались: нужная машина стояла последней в ряду припаркованных шикарных автомобилей.
– Неплохо живут бедные армяне! – сказал Турецкий, садясь рядом с водителем и протягивая ему руку для приветствия. – Саша.
– Сергей, – ответил тот. – А чего им не жить? Здесь у них с азерами вечный мир! Бедная Россия, всем в ней хорошо, кроме нее самой, верно?
– Еще как! Дорогу знаешь?
– На пруд едем, купаться, – улыбнулся водитель. – Не холодно?
– Пока снег не выпал, нам можно. А дальше – только моржи...
– А у меня есть один такой псих! По виду и не скажешь – хиленький, седенький, а в воду ныряет, аж льдины разбегаются...
Так, с шутками и трепом, быстренько свернули на Черноморский, а потом «Лада» покатила между двумя многоэтажками и углубилась в район старых еще домов – пятиэтажных хрущевок. Дорога вела дальше, но Турецкий попросил остановиться, чуть проехав пруд, где под опавшими уже тополями было темнее, чем на открытом месте.
Водитель уехал, а Турецкий подождал, покурил и... через три минуты уже входил в темную прихожую квартиры на пятом этаже. Дверь защелкнулась за его спиной, и вспыхнул свет.
– Мое почтение, – с улыбкой приветствовал его Чингисхан.
– Привет, Генрих, счастливый человек!
– Почему?
– Не меняешься. Значит, здоровье хорошее. А что нынче может быть главнее?
– Ну, тебе тоже грех жаловаться. А вот дядя Костя что-то сдает.
– Наверное, есть причины? – Турецкий вопросительно посмотрел на Генриха – черноволосого, с красивой, благородной сединой, тронувшей короткие косые виски, по-юношески розовощекого, с острыми азиатскими скулами.
Тот засмеялся:
– Нет, с вами просто невозможно! Ты ему вопрос, а он так строит ответ, что тебе же самому и отвечать приходится. Ох, следаки! Что пить будешь?
– Как обычно – то, чего не надо готовить.
– Намек понял. Коньячок имеется. Но я про другое – чай или кофе?
– То, что уважает хозяин.
– Хозяин уважает зеленый чай. Думать помогает.
– Отлично, с коньяком это будет редкостный букет!..
– Он тебе еще ничего не успел сказать? – спросил Генрих, когда они сели друг напротив друга возле журнального столика.
– В смысле? Я только сегодня приехал из Питера.
– В плане ваших перспектив.
– Нет. Наверное, не успел. Мы с ходу столько вопросов ринулись обсуждать! А мне сказал: сам говори, я не хочу взваливать лишний вес на плечи.
– Ну и правильно. Зачем ему частности!
– Я тут кое-что прихватил с собой, хочу показать, посоветоваться.
– Посмотрю. По твоему делу я уже в курсе. Вам нужна была, как я понял, цепочка. Информацию на этот счет я вам, конечно, дам, но принимать меры вам придется самим. И как можно скорее, потому что
