– Угадали, – выдохнул Софрин. И полез отодвигать холодильник.
Участковый без лишних разговоров стал помогать. Из-за холодильника выглядывал краешек деревянной рамочки. Наконец Софрин вытащил ее всю.
Под треснувшим стеклом красовалась цветная фотография старика Гукка в окружении внука Виктора и Кати Богачевой. Ну чем не идиллическое семейное фото: отец в окружении сына и невестки. Снимок был сделан на фоне большого дома, судя по погоде и одежде – в летнее время.
Володя едва не подпрыгнул от радости. Интересно получается: все искомое лежит на самом видном месте. Фотографию он взял и сунул в прихваченную с собой кожаную папку.
– Прекрасный чай, Юрий Иванович! Спасибо, – сказал Софрин, мысленно благодаря старого участкового, что его понесло на кухню похозяйничать.
Софрин вернулся в гостиную, просмотрел все заново. Зашел в спальню; там был громоздкий платяной шкаф. Документы или бумаги в карманах одежды? У него у самого была дурная привычка не вынимать подобные вещи, а вместе с ними вешать одежду в шкаф. По себе, конечно, других судить не стоит, но чем черт не шутит.
В карманах двух костюмов, плаща и старого драпового пальто ничего не оказалось. Вещи были довольно скромными и выглядели откровенно немодно, что неудивительно, учитывая, что принадлежали они семидесятитрехлетнему старику. Правда, на всех фотографиях, которыми снабдили Софрина для поисков, Гукк был одет со вкусом и недешево. Не будучи знакомым с ним лично, Володя уже составил о старом Гукке мнение как о человеке слегка пижонистом. Кстати, и дружба с двумя моделями косвенно подтверждала эту гипотезу. А здесь в шкафу висит старое советское барахло. Значит, маловероятно, чтобы он тут обитал в самое последнее время.
Софрин уже собрался было уходить, когда в дверь позвонили. Он неслышно вышел в прихожую и прильнул к дверному глазку. На плохо освещенной площадке была видна массивная женская фигура.
Софрин вопросительно посмотрел на участкового и шепнул:
– Вы кого-то ждете?
– Владимир Андреич, ну разве стал бы я назначать встречу в чужой квартире?
Звонки настойчиво повторялись.
– Тогда открывайте.
Участковый открыл дверь, и последующие три минуты никто из мужчин не смог вставить ни слова. Потому что женщина, которая ворвалась в квартиру, не позволила им это сделать.
– Ну наконец-то! Какого черта, я вас спрашиваю?! А?! Какого черта?! Что вы себе позволяете?! Кем вы себя возомнили?! Тоже мне, пуп земли! Вконец обнаглели! – И в таком духе сто восемьдесят секунд.
В то мгновение, когда она перевела дух, чтобы наброситься с новыми нападками, Софрин успел сказать:
– Это неконструктивно. – Это была не лучшая реплика в сложившейся ситуации, но ничего умнее он придумать не успел.
– Не... что?! – обомлела от такой наглости тетка. На вид ей было не меньше сорока пяти лет и вдвое больше килограммов. Она угрожающе надвинулась на Софрина, и он подумал, что бороться с ней, пожалуй, не стоит.
– Эй, подожди-ка, – вмешался участковый. – Да я ж тебя знаю, ты в еврохимчистке за углом работаешь.
Тетка наконец сообразила, что имеет дело с представителем органов, и несколько поубавила пыл.
– Я-то работаю, – прошипела она, – если только из-за этого старого хрыча не вылечу!
– Ну-ка закрой пасть! – рявкнул участковый. – И давай все по порядку.
Выяснилось, что Гукк месяц назад сдал в еврохимчистку вещи, причем сделал срочный заказ, так что получить свою одежду должен был на следующий день. Но мало того, что он это не сделал, так еще и, старый скупердяй, умудрился недоплатить – денег у него, видите ли, с собой не хватило! Обещал доплатить, когда будет забирать шмотки! И не явился за ними вовсе. Теперь в химчистке была недостача, которую пришлось покрывать из своего кармана толстой приемщице.
– Так что, если ты его внук, сын или кто там еще, – заявила она, – расплачивайся давай! Во народ пошел!
Участковый уже хотел было снова ее осадить, но Софрин незаметно пихнул его локтем и смиренно сказал:
– Сколько с меня?
– Сто семьдесят рублей девяносто пять копеек.
Ничего себе. Софрин раскрыл бумажник и вынул одну купюру достоинством сто рублей, одну – в пятьдесят и две – по десять. Больше у него с собой ничего не было.
– Девяносто пять копеек, – энергично потребовала тетка, сообразив, что ситуация разрешилась для нее наилучшим образом.
– Ну ты не наглей, – возмутился участковый, – видишь же, нет больше у человека.
– Так мне что теперь, из своих кровных за ихние костюмы платить?!
– На, увянь! – Участковый всунул ей в руку рубль.
– Так я могу теперь забрать дедушкины вещи? – робко поинтересовался Софрин.
– Чтоб духу их в нашей химчистке не было!
Меньше чем через десять минут Софрин получил два пиджака, твидовый и льняной. Не слишком новые, но настолько достойного качества, что вполне сохранили первоначальный лоск. Впрочем, от пиджаков этих ему было не холодно не горячо до того самого мгновения, покуда в кармане одного он не нащупал клочок застиранной вместе с пиджаком бумаги.
На всякий случай Софрин ознакомился в регистрационной книге о факте сдачи Гукком своих пиджаков в чистку. Это были действительно его вещи, и сдал он их 10 августа.
– Скажите, – спросил Володя толстую приемщицу, все еще старательно кося под внука, – а почему вообще дедушка сдал пиджаки?
– Грязные были, – огрызнулась она.
– Ну, может, он хотел их от чего-то очистить? Может, какие-нибудь красные пятна? Может, кровь? – с неприкрытой надеждой выпытывал Софрин.
– Чего?! А ну вали отсюда, извращенец!
В кабинете у Грязнова был Турецкий, красными воспаленными глазами смахивающий на кролика.
– Ну, что откопал, Шерлок Холмс? – не успел Софрин переступить порог, задал вопрос Грязнов. – Долго же тебя не было.
– Вот, – достал тот из папки фотографию и не без гордости протянул шефу. – Домик на Волге.
– Любопытно. Саня, взгляни, что наш сыщик раздобыл, – Грязнов протянул Турецкому рамку.
Едва взглянув, Турецкий расплылся в улыбке.
–Я знаю это место.
– Да ну! – Софрин даже вытянулся на цыпочках.
– Не маячь, как поп на колокольне, – сказал ему Грязнов, улыбающийся еще сильнее.
– Во-первых, Володя, должен тебя разочаровать, – начал Турецкий. – Это не Волга.
– А что?
– Черное море. Крым. Во-вторых, домик на снимке принадлежит не Гукку, а убиенному Леониду Богачеву, делом которого мы сейчас и занимаемся.
Турецкий поспешил закрепить свою победу и рассеять сомнения, так как глаза Софрина обреченно кричали: «А вы, Сан Борисыч, уверены?!»
– У меня этот дом вот где стоит. – И он провел ребром руки по горлу. – Кстати, можешь и у Солонина проверить.
Грязнов едва сдержался от смеха. Потом наконец сказал:
– Это, Вовка, называется рояль в кустах. Снимочек на полке стоял, когда я там обыск делал. Ну я и засунул его под холодильник. Думаю, найдет мой опер или поленится такую бандуру отодвигать? Нашел, значит. Хвалю.
Софрин почувствовал, как погружается в преогромную грязную лужу, а потому поднялся и молча вышел
