– Это моя подзащитная считает, что ей показалось. В самом деле в тот день у мэрии действительно стреляли. Правда, ни в кого не попали. Вот документы. Возбуждено уголовное дело по этому факту. В стене нашли пулю.
Ирина удивленно подняла глаза.
– В какой стене? – спросила она.
– В стене мэрии. Вот здесь. – Гордеев развернул большую фотографию здания мэрии с указанной точкой.
– Я там стояла, – упавшим голосом сказала Ирина.
– Это уже не домыслы, – подтвердил адвокат. – Вы можете ознакомиться с материалами дела, которое ведет Мосгорпрокуратура.
– А вы знакомы? – спросил судья.
– Да, мне известно, что все свидетели в один голос подтверждают, что именно там стояла Ирина.
– Пожалуйста, передайте присяжным фотографию убитой Соколовой, – попросил судья.
Это была одна ступенька к победе.
Присяжные тоже внимательно рассмотрели фотографию, перешептываясь: похожа, не похожа.
– Продолжайте.
– Потом я поссорилась с Руфатом, – тихо сказала Ирина.
– Это кто?
– Это мой... любовник.
Вот это она зря сказала, подумал Гордеев.
– Думаю, это не криминальный факт. А сколько времени вы были знакомы с Руфатом?
– Три года.
– Вы жили вместе?
– Какое-то время.
– Можно это назвать гражданским браком?
– Он так хотел считать.
– К сожалению, свидетель отказался присутствовать на суде и давать показания, но вот его письменное заявление. Цитирую: «Ирина была против нашего брака. Я ее упрашивал, но она говорила, что нам и так хорошо. А я ее любил.
Вопрос. Любила ли она вас, как вы считаете?
Ответ. Конечно!
Вопрос. Она вам изменяла, как вы считаете?
Ответ. Она? Да когда? У нее и на меня времени не хватало. Она так уставала после работы...» Все так?
– Да, – кивнула Ирина.
– Так вот, я не считаю ссору с гражданским мужем чьим-то злокозненством. Но это, согласитесь, добавляет весомую лепту в нервное состояние моей подзащитной. Тем не менее продолжим. Что же случилось дальше?
– Дальше меня выгнали с работы.
– Да, многовато для нескольких дней. Если тут и были случайности, то они уже перерастали в закономерность.
– Протестую. Никаких закономерностей я тут не вижу, – вставила прокурор.
– Поддерживаю, – сказал судья.
– Хорошо. Действительно, увольнение с работы – не преступление против моей подзащитной. Хотя уволили ее нечестно, отобрав причитающиеся деньги за выполненную работу. Вам было обидно?
– Да.
– Еще бы! Вы заключили очень выгодный для фирмы контракт, по которому вам причиталась довольно внушительная сумма. А фирма просто увольняет вас, забирая причитающееся себе. Но давайте продолжим. А что случилось потом?
– Потом меня пытались убить.
– Как это произошло?
– В темном переулке в мою машину врезался грузовик. Я чудом успела выскочить.
– Свидетельство об этом есть в материалах дела. Прошу суд ознакомиться со справкой ГИБДД. В двух словах: ни с того ни с сего на машину моей подзащитной со всего хода наезжает тяжелый грузовик. Водитель с места происшествия скрылся. Грузовик оказался угнанным. Я сейчас не пытаюсь исследовать причины этого, не побоюсь сказать, покушения. Я просто складываю одно с другим. А теперь перейдем к самому главному, к тому, что собрало нас в этом зале. Расскажите, пожалуйста, что произошло в этот день.
– О Господи, мы слышали это уже много раз, – как бы про себя пробурчала прокурор.
– Вы слышали это много раз, будучи уверенными, что все слова моей подзащитной – ложь. Но если мы хотя бы на минутку ей поверим, то вот вам последняя капля. Ее обворовывают. И она, вернувшись из Крыма, видит человека, который, по ее мнению, к этому причастен. Это было так?
– Да.
– Протестую. Защита подсказывает ответы.
– Отклоняется.
– Да. Согласен, ни чемодана, ни ножа на месте не обнаружено. Из чего делается далеко идущий вывод, что моя подзащитная и вовсе никуда не ездила. Тогда у меня вопрос к подзащитной. Скажите, вы любите одеваться со вкусом?
– Да, – несколько удивленно ответила Ирина.
– Вы следите за своими туалетами?
– Да.
– Понятие ансамбль в одежде вам знакомо? То есть можете ли вы надеть, скажем, кружевную кофточку вместе с джинсами?
– Нет.
– Переходите к сути дела, – нетерпеливо прервал судья.
– Самая суть! В протоколе нет ни чемодана, ни ножа. Но есть, и прошу обратить на это ваше особое внимание, шляпа. В протоколе так и записано: «шляпа типа панама ярко-желтого цвета...» Панама, слышите? В тот день – вот данные Гидрометцентра, – в Москве было пасмурно. Кроме того, а здесь меня особенно должны понять женщины, платье на подзащитной было светло-розовое, почти такое же, как сейчас. Ну как вам розовый с ярко-желтым? Впечатляет? Почему вы в тот день надели панаму?
– Мне просто некуда было ее сунуть.
– Вот вам и ответ! Конечно, Пастухова приехала с юга. Конечно, она только что сошла с поезда. Она торопилась домой! Панама фигурирует в протоколе. На нее просто не обратили внимание.
– Протестую. Защита обвиняет органы правопорядка в подделке протокола.
– Я высказываю сомнение. Потому что теперь все дело становится не таким ясным. И теперь имеет смысл выслушать мою подзащитную подробнее. И, может быть, прислушаться к ее показаниям.
А дальше Гордеев снова подробно, теперь уже с деталями, выспросил у Ирины обо всем, что произошло в тот вечер. Она сначала говорила вяло, тихо, холодно, но потом, когда воспоминания увлекли ее за собой в страшные минуты, в глазах вспыхнул огонь, раскаяние, страх, ненависть, растерянность. Ирина ожила.
Краем глаза Гордеев наблюдал за присяжными, теперь они смотрели на Ирину немного другими глазами. Нет, не сочувствующими, до сочувствия было еще далеко, но как бы понимающими.
Это был второй успешный ход.
А к концу Гордеев даже перешел к самой поездке в Крым. Все-таки надо бы сгладить пусть и не такое уже страшное впечатление от убийства. Этот четкий психологический ход Гордеев усвоил давно.
– Скажите, вы можете пояснить, почему проводник поезда не узнал вас? Почему он показывает, что в этот день вы в его вагоне не ехали?
– Протестую, – уже вяло сказала прокурорша. – Обвиняемой предлагается делать собственные умозаключения в связи с показаниями свидетелей.
Судья растерянно завертел головой. Он не очень-то понял протест обвинения, но чувствовал, что
