народов! Мы должны быть нещадными, дабы обеспечить людям счастье, сокрушить врага… Иногда наша колесница застревает на мелких камушках, но… Вот один из этих камушков! Его называют Олегом Богоборцем, ибо в давние времена ратоборствовал с богами, звали Подвигающим Горы. Однажды он воздвиг горный хребет, спасая земледельцев Джамшида от натиска конной орды Турана, убитого сегодня… Этого волхва метили в преемники Пуруши, старого главы нашего Совета Тайных, но он предпочел уйти вовсе, стал отступником!..
Фагим раскинул руки. Воздух вокруг него расслоился, появились плотные зеленоватые волны. Дым стал гуще, принес с собой запахи гнили. Один из старших жрецов поднялся, сказал угрюмо:
– За отступничество изгоняют, но не приковывают к жертвенной плите. Он виноват в чем-то еще?
– Да, – ответил Фагим, – он пошел дорогой ведарства. Не один, это не преступление, но пытался увести за собой тех, кого ведем мы! Жаждет для человечества другого будущего.
Жрец спросил, обращаясь к Олегу:
– Скажи, обреченный, в чем твое отступление от священных принципов Тайных?
Фагим сказал быстро:
– Едва ли это важно…
– Ты его знаешь давно, – ответил жрец упрямо, – я не знаю вовсе. Ответь, обреченный, почему вместо светлого пути избрал тупик?
Олег всматривался в лицо жреца, но широкий капюшон скрывал глаза. Олег ответил, с огpомным трудом пошевелив разбитыми губами, что распухли и почти не двигались:
– Нельзя завести в тупик тех, кто уже в тупике. Это я стараюсь выбраться… Ваш путь страшен, он противен сути человека.
– Чем он неверен? – потребовал жрец.
– У любого мага, – прохрипел Олег с усилием, – даже мага высшей касты, душа должна быть рабской! А это супротив того важного, что живет в нас. Ведуны стараются понять суть… Им нужно знать ответы на все их «как» и «почему». Пока они умеют мало, но все, что получают, это отныне их достояние – не богов! И достояние всех людей. Скиф придумал стремена, Анахарсис изобрел гончарный круг, горящий трут и двузубый якорь, глиняные сосуды научился делать Корив, искусство спаивания и соединения меди нашел скиф Лид…
– Если верить Аристотелю, – прервал жрец. Он откинул капюшон. Олег увидел немолодое лицо, холодные глаза. – А по Феофасту это сделал фригиец Дела!
– Не важно кто! Главное, что едва ведуны придумали колесо, как оно покатилось по белу свету! Кто-то из ведунов сделал топор, а ныне нет народа без топора… А что мы, маги? Мановением руки воздвигаем и рушим дворцы, но не понимаем, как это делается. И невозможно понять – в этом суть магии! Меня это унижает. Мы – рабы своих заклятий! А вот ведуны не гнут спины даже перед Родом. Все, что сделали, сделали сами. У них есть то, чего нет у магов, – гордость! Чувство собственного достоинства.
Старший жрец отступил на шаг, сел. Фагим развел руками, повернулся к сидящим на скамье:
– Видите? Посягает на устои. Мы, маги, не пытаемся проникнуть в суть таинств – они в руке бога. Мы лишь посредники между небом и землей. А он сам хочет стать богом! И сделать им всех людей.
В пещере повисла мертвая тишина. Затем жрец, который говорил с Олегом, медленно вытянул руку вперед, оттопырил палец и резко повернул его вниз. Слева и справа из-под широких складок плащей появились худые руки. Костлявые пальцы один за другим оттопыривались, все указывали вниз. Последний из жрецов заколебался, спросил, обращаясь к Фагиму:
– Ты глава Семи… Не надо ли посоветоваться с остальными Тайными? Ведь это не простой враг, он сам был, как я слышал, одним из Семи… Мы не вправе судить человека такой мощи.
– Я – вправе! – резко сказал Фагим. Запавшие глаза полыхнули красным огнем, словно в пустом черепе на багровые угли дохнул ветер. – Слишком много болтают, они-де – молодое поколение. Я – старый маг, знаю и вижу дальше. Он враг, который должен быть уничтожен немедленно.
Жрец испуганно опустил голову, его палец, опущенный вниз, дрожал. Фагим повернулся к Олегу, в глазах пламя разгоралось ярче.
– Жернова затормозили на тебе малость, но не надолго…
Воины, спеша и толкаясь, перетащили щит с прикованным Олегом поближе к огню. Фагим подошел к алтарю, взял широкий нож. Пламя заиграло на обсидиановом лезвии. Культ освятил каменные топоры и ножи как священные, а Фагим пришел из тех времен, когда о металле не слыхали. Двое жрецов вынесли из темного прохода Игоря, раздели, положили голышом в каменную чашу на черном алтаре. Олег напрягся в оковах, со страхом думая о Рюрике и Умиле – хватит ли у Рудого сил удержать их на месте?
Игорь тут же сел в чаше, с любопытством вытаращил глазенки на лица, скрытые капюшонами, костры, факелы, воинов.
Из темноты выступила маленькая фигурка в желтом плаще, что волочился по грязному полу. Фагим резко протянул руку с каменным ножом:
– Дочь моя, это твое право – вырезать сердце отступника!
Из разреза в плаще выдвинулась тоненькая голая рука – Олег сразу узнал ее, – взяла нож. Другая рука сбросила капюшон. На Олега смотрели глаза Гульчи. Брови были вскинуты так высоко, удивленно, что придавали лицу беззащитное выражение. Нежное лицо с чистой белой кожей без кровинки, губы плотно сжаты. Пальцы сомкнулись на рукояти ножа с такой силой, что костяшки побелели.
– Гульча, – спросил Олег хрипло, – Морш был твоим братом?
Она ответила бесцветным голосом:
– Братом по тайному обществу.
Олег молчал, пристально смотрел на нее. Гульча шагнула. Они оказались лицом к лицу. Ее рука начала отодвигаться для удара. Сердце Олега забилось сильнее, он чувствовал панические толчки, грудь начала
