Розовый туман, проникающий через веки, сменился ярким светом. Енисеев с трудом свел глаза в фокус. Перед ним стояла огромная раскоряченная морковь, по ней ползали черные жуки. Когда в глазах перестало двоиться, он распознал человека в ярко-красном комбинезоне. Жуки превратились в геометрически правильные черные пятна. Человек походил на помесь мухомора и божьей коровки, только лицо его было бледное, с теми чертами, которые в старину называли интеллигентными. Глаза живо блестели. Комбинезон облегал плотно, голову скрывал капюшон, надвинутый так низко, что Енисеев не видел даже бровей незнакомца.
– Все в порядке, – заверил блестящеглазый. – Я местный врач, Михаил Андреевич Овсяненко, к вашим услугам. Ваш переход прошел вполне благополучно, не волнуйтесь. Вы готовы.
– Готов… – простонал Енисеев. Собственный голос показался ему карканьем простудившейся вороны. – Что вы понимаете под словом «готов»?
Овсяненко ухмыльнулся:
– Готов, это… готов к труду и обороне. К подвигам! Все выше и дальше.
– Я не готов к подвигам… Что у вас за странная такая психотерапия? Не у Малюты Скуратова проходили преддипломную практику?
Овсяненко успокаивающе положил ладонь ему на лоб:
– Ну-ну… Зачем вам старые внутренности? Их было так много. Вы даже не представляете, сколько. Одних только толстых кишок…
– Не надо подробностей, – слабо сказал Енисеев. – Не надо… Я почти готов, как вы говорите. В смысле готов к труду и обороне. Особенно к тому, чтобы встать и уйти.
– Вот видите, как хорошо, – заверил его Овсяненко, в его глазах мелькали странные огоньки. – Лекарства быстро выветриваются, вы в самом деле можете уже подниматься. Только сразу натяните нашу защитную шкуру. Это аналог местного хитина. Кутикула, как называют некоторые. Не совсем верно, так как куликула вроде бы жесткая, а это мягкое… Впрочем, вы, как специалист, подберете название поточнее.
Он с таким видом потряс перед Енисеевым вторым комбинезоном, словно тот должен был прямо со стола прыгнуть в него с ликующим воплем.
Енисеев опустил взгляд на грудь, поспешно поднял глаза. Скопище багровых рубцов, вздутые вены, выжженная кожа на животе, словно там бились лбами танковые армии с применением авиации.
– Рассосется, – пояснил Овсяненко с сочувствием. – Влезайте, влезайте! У меня шрамов больше, хотя вам в это сейчас трудно поверить. Ничего, жив.
Он помог слезть со стола, начал поспешно запихивать Енисеева в комбинезон. Ткань плотно обжимала тело, как противотромбофлебитные чулки. Енисеев с трудом высунул лицо через эластичную дыру, чувствуя себя выглядывающим из продырявленной камеры футбольного мяча.
Комбинезоны, похоже, делали для детсадовцев. Енисеев сейчас не отбился бы и от тли, и Овсяненко без помех расправил на нем комбинезон, натянул резиновые рукава с перчатками.
Потом перед ним поплыло, режущий глаза свет сменился блаженной тьмой. Когда очнулся, на губах был холод и горький привкус. Он сидел на грубо сколоченном стуле. Блестящие глаза Овсяненко смотрели из клубящегося тумана.
– Пройдет, – донесся из тумана успокаивающий голос. – Все такое прошли! Первым было куда хуже. Я знаю, первым из постоянных был я… Пришлось самому себе делать некоторые корректирующие операции.
Енисеев содрогнулся. Среди хирургов пошла мода удалять себе аппендиксы и желчные пузыри собственными руками, но здесь речь уже не об аппендиксе…
– А если бы… – проговорил Енисеев дрогнувшим голосом.
– Мне ассистировали Алексеевский и Фетисова, – отмахнулся Овсяненко.
– Они могут оперировать? – удивился Енисеев.
– Могут подавать ножи, зажимы. Фетисова стояла со шприцем наготове, на случай, если я благородно сомлею при виде крови, а Алексеевский подавал ножи и комментировал… Не знаю, сумел бы, говорю честно, если бы не его милые комментарии, советы. Вам бы его послушать!
– Спасибо, не надо. Комбинезон, чтобы не засохнуть на солнце?
– И вообще на воздухе. Какая у нас дворянская шкура, лучше нас знаете. А в нем микробы не проберутся, водонепроницаем, бритва не возьмет, гарпуном не пробить… Правда, здешние букашечки в любом комбинезоне переломают кости, так что в жвалы не надо. Да, ткань пропитана сильнейшими инсектицидами. Любой хищный жук, схвативший вас, тут же задерет лапы кверху!
– Это неплохо, – сказал Енисеев с сомнением.
– К сожалению, ткань небезопасна и для человека. Если поцарапаетесь, старайтесь не коснуться.
– О, господи!
Овсяненко сокрушенно развел руками, но глаза его смеялись:
– Только начинаем! Без ошибок у нас ничего не делается. Я, как врач, первым встречаю новичков, так что давайте сразу покажу средства выживания. Я чувствую себя не столько врачом, сколько инструктором зеленых – или голубых? – беретов.
За его спиной стена была в ярко-красных и оранжевых баллонах, острых баграх, гарпунных ружьях, странных пистолетах с широкими стволами.
– Подводной охотой не увлекаетесь? – поинтересовался Овсяненко. – В снаряжение входит гарпунное ружье. Не для охоты, для выволакивания себя из-под обвалов, липучки, паутины, капли росы… Ясно? Стреляете, гарпун цепляется, потом тянете за линь. Только не рыбу, а себя.
– Толково, – одобрил Енисеев.
